Наука сознания. Современная теория субъективного опыта

Вот вам рецепт, может быть, захотите попробовать сами. Возьмите элемент тяжелее золота, раскрошите его в ускорителе частиц – и получите несколько атомов драгоценного желтого металла. Или облучите более легкий элемент нуклонами – и постепенно частицы слипнутся и образуют ядро золота. Не знаю, пробовал ли кто-нибудь так делать, но подход этот физически обоснован, а значит, он сработает. Ученые получали элементы и намного тяжелее золота, и более редкие. Выгода от моего способа была бы невелика: на получение каждого атома этого благородного металла уходили бы миллионы долларов, но главное здесь – работающий принцип.

Конструирование машины, обладающей сознанием, как раз и напоминает мне алхимию. Множество научных трудов о сознании полны туманных аналогий и даже мифов. Если насыпать достаточное количество сложности, или обратной связи, или масштабных связей, или таламо-кортикального резонанса и перемешать все это на огне бунзеновской горелки – проснется ли в машине сознание? Изречет ли она: “У меня есть сознательный опыт и красного, и холодного, и себя самой”?

Теория схемы внимания представляется мне инженерным ответом на алхимическую загадку сознания. Если, руководствуясь этой теорией, построить машину, вложить в нее нужные внутренние модели и дать ей когнитивный и лингвистический доступ к ним, то машина будет обладать потенциальными возможностями, которые вы для нее “наинженерили”. Вам не придется надеяться, что сознание возникнет от алхимического сплавления компонентов. Машина будет считать, что у нее есть сознание, утверждать, что у нее есть сознание, и говорить о своем сознании – потому что вы встроили в нее конструкт сознания.

Гонка создания машин, обладающих сознанием, начиналась на низких скоростях. Были какие-то пробные попытки, основанные на различных теориях, но не возникло ничего, действительно напоминающего сознание[210]. Энтузиазм мог угасать и от того, что теории сознания чаще сосредоточиваются на метафизическом ощущении, а не на прикладной пользе от сознания. Если вы специалист по информатике и вас интересуют практичные, востребованные продукты – зачем тратить время на метафизику? Теория схемы внимания как раз предлагает некоторые прикладные выгоды. Согласно ей, мозг сформировал конструкт сознания потому, что тот давал два существенных преимущества: во-первых, улучшал внутреннюю регуляцию, а во-вторых, служил основой социального познания.

У нас есть конкретная теория и конкретные практические выгоды – теперь искусственное сознание готово к взлету. В каком-то виде оно может появиться уже лет через десять. Первые эксперименты по искусственному сознанию, скорее всего, будут крайне ограниченны. Разумные андроиды вроде Дейты из “Звездного пути” или C-3PO из “Звездных войн”, которые обладают не только сознанием, но и безграничными способностями и блестящим умением поддержать разговор, – дело далекого будущего. Они тоже возможны, но технологии еще не дошли до этого уровня.

Однако, прежде чем пуститься в поэтические рассуждения о грядущем, в котором нас будут сопровождать разумные искусственные компаньоны, мне придется начать с более существенного вопроса. Если мы построим машину, которую станем считать сознающей, – как узнать, что у нее на самом деле есть сознание? Возможно ли удостовериться в его наличии?

В 1950 г. уже упоминавшийся математик Алан Тьюринг предложил способ проверить, способна ли машина мыслить[211]. В придуманном им игровом тесте участвуют три человека: один говорит правду, другой обманывает, третий угадывает, кто из них кто. Они сидят по разным комнатам и общаются только письменно, чтобы не допустить непреднамеренных подсказок.

В начале угадывающий ничего не знает о двух других участниках, кроме того, что один из них – мужчина, а другой – женщина. Задача того, кто говорит правду, – передать угадывающему правильный ответ. Задача обманщика – запутать угадывающего и передать ему неверный ответ. Все трое оказываются вовлечены в сложную информационную войну. Поскольку разрешены любые вопросы и любые ответы, разговор может соскользнуть на социальные двусмысленности и тонкие психологические манипуляции. В конце игры угадывающий должен сделать выбор. Если он угадывает верно, побеждает тот, кто говорил правду. Если он ошибается, побеждает тот, кто обманывал. Я никогда не играл в эту игру и не знаю никого, кто играл бы, поэтому трудно назвать средние показатели успеха обманщика или правдивого участника. Предположу, что у правдивого есть преимущество: когда вы говорите правду, вас невозможно поймать на противоречии. В любом случае, если бы в эту игру сыграли много раз, можно было бы подсчитать приблизительный уровень успеха разных игроков.

Следующий шаг – заменить обманщика-человека обманщиком-машиной. Если машина сможет выигрывать в эту игру с той же частотой, что и человек, – значит, она может думать, как человек. В этом и заключается изначальный тест Тьюринга.