— А вы! — Эмили повернулась и ткнула обвиняющим пальцем в сторону Эшленда. — Вы не будете рисковать своей жизнью во время публичного обручения со мной! И спать в этом доме со мной вы тоже не будете!
Дар речи вернулся мгновенно. Он схватил ее за плечо.
— Клянусь Богом, буду!
— Нет! — Эмили, не дрогнув, смотрела в его изуродованное лицо. — Начать с того, что у вас уже есть жена! Или вы забыли?
Рука Эшленда упала.
— Зато я не забыла! — сказала она. — И сомневаюсь, что лондонское общество страдает забывчивостью. Вы не можете ни с кем обручиться, хоть публично, хоть нет. И никаких шикарных балов на Парк-лейн, чтобы заманить в свои сети сумасшедших анархистов!
У Эшленда перехватило дыхание. Грудь болела слишком сильно. Он сделал шаг назад, и нога его опускалась в мягкий ковер целую вечность.
— Разумеется, все так. Пока у меня нет никаких прав.
Ее лицо смягчилось.
— Эшленд…
Олимпия за его спиной деликатно кашлянул.
— Ах да. Ваш неудачный предыдущий брак. Что до него, полагаю, у меня есть решение.
— Никакого решения не существует, — не оборачиваясь, ответил Эшленд. Синева безнадежного взгляда Эмили не отпускала его. — Даже вы не сможете устроить развод достаточно быстро. А даже если и сможете, поспешность помолвки вызовет скандал века.
— А. — Зашуршала бумага, заскрипели половицы. — После вашего визита я взял на себя смелость навести справки по собственным каналам. Этот ответ я получил всего несколько часов назад, сегодня утром.
Перед грудью Эшленда, на самой периферии зрения, появился лист бумаги. Сердце внезапно пропустило удар — от страха, надежды или предвкушения. Он схватил бумагу и медленно опустил взгляд на напечатанный текст.
— Соболезную вашей утрате, — сказал герцог Олимпия.
Когда Эмили снова нашла герцога Эшленда, он был одет в толстое шерстяное пальто, делающее его крупную фигуру еще внушительнее. Лакей протягивал ему шляпу и перчатки.
— Идете прогуляться? — спросила она от подножия главной лестницы.
Он повернулся, и дыхание Эмили замерло. Лицо его было жестким, повязка на бледной коже казалась черным поперечным разрезом. Увидев Эмили, снова одетую в женское платье, он застыл всем массивным телом.
Эмили пересекла холл.
— Можно с вами поговорить?
Он рукой показал на маленькую утреннюю гостиную, окнами выходившую на парк. Его молчание заставляло нервничать. Они едва ли обменялись хоть словом с тех пор, как час назад Олимпия показал им ту роковую телеграмму. Тогда на лице Эшленда и возникло это самое суровое выражение, и он вернул бумагу ее дяде, негромко бросив:
— Благодарю.
Затем поклонился им обоим и вышел из комнаты.
Он и теперь ничего не говорил, просто пропустил Эмили перед собой в гостиную. Огонь в камине с простой полкой белого мрамора старался изо всех сил, прогоняя январский холод. Эмили подошла к камину и протянула руки над шипящими углями.
— Вы уже сообщили Фредди? — спросила она.
— Да. Он воспринял новость очень спокойно.
— Конечно, он же ее совсем не знал. Он сказал мне как-то, что она никогда не была для него по-настоящему живой. Скорее призраком.
— Да.
Эмили обернулась. Герцог стоял у окна и смотрел на скелеты деревьев в Гайд-парке. Шляпу и перчатки он держал в руке, повернувшись к ней своим безупречным левым профилем со строгими и прекрасными чертами. Слабое зимнее солнце придало его волосам почти неземной оттенок белого.
— Кто этот человек, которому мисс Динглеби поручила охранять дом? Ганс, кажется.
Эмили вздрогнула.
— Камердинер моего отца. Он помог нам бежать.
— Вы уверены в его преданности?
— Как в самой себе, — ответила она.
Эшленд, прищурившись, смотрел на улицу за окном и о чем-то размышлял.
— Куда вы идете? — спросила Эмили.
— У меня есть небольшое дело, — ответил он. — А затем нужно многое организовать. Посетить поверенного, телеграфировать в аббатство. Я бы предложил обвенчаться в марте, если вам это удобно.
— В марте!
Наконец-то он повернулся. Широкие плечи почти перекрывали и без того слабый свет, падавший из окна.
— Если вы хотите что-нибудь роскошное, у нас хватит времени все устроить. А тем временем я не успокоюсь, пока не обнаружу и не устраню угрозу вам и вашей семье. Я нахожу усилия, предпринятые вашим дядей, крайне неудовлетворительными.
— Мы не…
— Кроме того, я займусь поисками дома здесь, в городе, поскольку понимаю, что вам вряд ли захочется круглый год жить в Йоркшире. Буду рад, если вы присоединитесь ко мне. На какое-то время сюда приедут слуги из Эшленд-Эбби, вы не возражаете? Я распоряжусь соблюдать строжайшую тайну касательно вашей маскировки.
Эмили хотела глубоко вдохнуть, но ей помешал впившийся в ребра корсет. Она не могла в гневе накинуться на Эшленда, не сейчас, ведь он только что испытал такое потрясение.