Наулака

— Долго вы ждали, Тарвин-сахиб? — хрипло проговорил он с самым благосклонным видом. — Вы знаете, я никого не вижу в это время и… и мне не сказали о вас.

— Я могу ждать, — спокойно сказал Тарвин.

Магараджа сел на сломанный виндзорский стул, потрескавшийся от жары, и подозрительно взглянул на Тарвина.

— Дали ли вам достаточно арестантов из тюрьмы? Почему же вы нарушаете теперь мой покой вместо того, чтобы быть на плотине? Бог мой! Неужели государь не может иметь покоя из-за вас и вам подобных?..

Тарвин молча пропустил мимо ушей эту вспышку.

— Я пришел к вам насчет магараджа Кунвара, — спокойно сказал он.

— Что с ним? — поспешно спросил магараджа. — Я… я не видел его несколько дней.

— Почему? — резко спросил Тарвин.

— Государственные дела и крайняя политическая необходимость, — пробормотал магараджа, избегая сердитого взгляда Тарвина. — К чему беспокоить меня этими вещами, когда я знаю, что с мальчиком не случилось ничего дурного?

— Ничего дурного?..

— Как могло случиться что-нибудь дурное? — голос магараджи принял примирительный, почти жалобный оттенок. — Вы сами, Тарвин-сахиб, обещали быть ему верным другом. Это было в тот день, когда вы так хорошо ездили верхом и так устояли против моих телохранителей. Никогда не видел я такой езды и потому чего мне беспокоиться? Выпьем?..

Он сделал знак своим приближенным. Один из них вышел вперед с длинным серебряным бокалом, спрятанным в складках его развевающейся одежды, и влил в бокал такое количество водки, что Тарвин, привыкший к сильным напиткам, широко раскрыл глаза. Второй слуга вынул бутылку шампанского, открыв ее с искусством давно привычного человека, и долил в бокал пенящееся вино.

Магараджа жадно выпил и, вытирая пену с бороды, проговорил, как бы извиняясь:

— Политические агенты не должны видеть подобных вещей; но вы, сахиб, вы — верный друг государства. Поэтому я допустил, чтобы вы видели. Хотите, вам приготовят такую же смесь?

— Благодарю. Я пришел сюда не для того, чтобы пить. Я пришел сказать вам, что магараджу было очень худо.

— Мне сказали, что у него маленькая лихорадка, — сказал магараджа, откидываясь на стуле. — Но он у мисс Шерифф, а она сделает все, чтобы он поправился. Только маленькая лихорадка, Тарвин-сахиб. Выпейте со мной.

— Маленький ад! Можете вы понять, что я буду говорить? Мальчика чуть не отравили.

— Значит, английскими лекарствами, — с любезной улыбкой проговорил магараджа. — Однажды я сильно захворал от них и вернулся к туземным врачам. Вы всегда говорите забавные вещи, Тарвин-сахиб.

Могучим усилием воли Тарвин подавил охватившее его бешенство и, похлопывая хлыстом по ноге, заговорил очень ясно и отчетливо:

— Сегодня я приехал не для того, чтобы говорить забавные вещи. Малютка теперь у мисс Шерифф. Его привезли туда. Кто-то во дворце пытался отравить его коноплей.

— Бганг!.. — с бессмысленным видом проговорил магараджа.

— Я не знаю, как вы называете это кушанье, но его отравили. Если бы не мисс Шерифф, он был бы мертв — ваш первенец был бы мертв. Его отравили, слышите, магараджа-сахиб? И отравил кто-то во дворце.

— Он съел что-то нехорошее, и ему стало нехорошо, — угрюмо сказал магараджа. — Маленькие мальчики едят что попало. Клянусь богами! Ни один человек не посмел бы пальцем дотронуться до моего сына.

— А как бы вы могли помешать такому несчастью?

Магараджа приподнялся, и выражение ярости мелькнуло в его красных глазах.

— Я привязал бы этого человека к передней ноге моего самого большого слона и избивал бы его в течение всего послеполуденного времени! — С пеной у рта он перешел на местный язык и перечислил целый ряд ужасных пыток, которыми он желал, но не мог осыпать преступника. — Я сделал бы это всякому человеку, который осмелился бы дотронуться до него, — заключил свою речь магараджа.

Тарвин недоверчиво улыбнулся.

— Я знаю, что вы думаете, — прогремел магараджа вне себя от вина и опиума. — Вы думаете, потому что существует английское правительство, я могу проводить только судебные следствия и тому подобную чепуху? Что мне за дело до закона в книгах? Разве стены моего дворца расскажут, что я делаю?

— Стены не расскажут. Если бы они могли говорить, они сообщили бы вам, что во дворце есть женщина, которая стоит во главе этого страшного преступления.

Смуглое лицо магараджи побледнело. Потом он снова заговорил с яростью:

— Кто я — государь или горшечник, что дела, совершающиеся в моей «зенане», могут быть вынесены на солнечный свет любой белой собакой, которая вздумает выть на меня? Прочь, или стража выгонит тебя, как шакала!

— Отлично, — спокойно сказал Тарвин. — Но какое это имеет отношение к наследнику, магараджа-сахиб? Отправляйтесь к миссис Эстес, и она покажет вам. Я думаю, вы имеете некоторое понятие о снадобьях. Можете сами решить. Мальчик отравлен.

— Проклятый то был день для моего государства, когда я впервые допустил миссионеров, и еще худший, когда не выгнал вас!

— Вы ошибаетесь. Я здесь, чтобы охранять магараджа Кунвара, и я выполню свой долг. Вы предпочитаете видеть его убитым вашими женщинами?

— Тарвин-сахиб, знаете вы, что говорите?