Наулака

Кэт встретила его на лестнице и провела в аптеку. Она поспешно положила руку на его плечо.

— Вы не знаете симптомов отравления коноплей? — спросила она.

Он быстро схватил ее за обе руки и растерянно взглянул ей в лицо.

— Что? Что? Неужели кто-нибудь осмелился?

Она нервно рассмеялась.

— Нет, нет. Не я… Он…

— Кто?

— Магарадж-дитя. Теперь я уверена в этом.

Она стала рассказывать, как утром коляска, конвой и торжественного вида туземец поспешно подъехали к дверям дома миссионера и привезли почти безжизненное тело магараджа Кунвара; как она сначала приписала припадок истощению, вызванному свадебными торжествами; как малютка с синими губами и провалившимися глазами пришел в сознание, как один припадок следовал за другим, так что она начала приходить в отчаяние, и как, наконец, ребенок впал от изнеможения в глубокий сон. Она оставила его на попечение миссис Эстес. Она прибавила, что миссис Эстес думала, что молодой наследник страдает приступом своей обычной болезни. Эти пароксизмы она видела дважды до приезда Кэт.

— Теперь, взгляните сюда, — сказала она, показывая ему скорбный лист, [6] на котором были отмечены симптомы и течение болезни двух пациентов, которых отравили коноплей, наблюдавшихся ею за последнюю неделю.

— Шайка бродячих цыган дала сладостей этим людям, — сказала она. — Когда они проснулись, то увидели, что у них украдены все деньги. Прочтите сами.

Тарвин прочел, кусая губы. Окончив чтение, он зорко взглянул на Кэт.

— Да, — сказал он, выразительно кивая головой, — да, Ситабхаи?

— Кто другой осмелился бы? — страстно проговорила Кэт.

— Я знаю. Я знаю. Но как остановить ее? Как уличить ее?

— Сказать магарадже, — решительно ответила Кэт. Тарвин покачал головой.

— Хорошо. Я попробую. Но ведь вы знаете, что нет и тени доказательств.

— Ничего не значит. Помните о ребенке. Попробуйте. Я должна вернуться к нему.

Они вернулись вместе в дом миссионера, почти не разговаривая дорогой. Негодование Тарвина на то, что Кэт была замешана в это постыдное дело, почти перешло в гнев на нее самое в то время, как он ехал рядом с ней. Но все негодование его исчезло при взгляде на магараджа Кунвара. Ребенок лежал на кровати в одной из комнат в доме миссионера. Он был так слаб, что еле мог повернуть голову. Когда Кэт и Тарвин вошли в комнату, миссис Эстес только что дала ему лекарство. Она встала, сказала несколько слов Кэт и вернулась к своей работе. На ребенке была только тонкая кисейная одежда, но сабля и украшенный драгоценными камнями пояс лежали у него в ногах.

— Салаам, Тарвин-сахиб, — пробормотал он. — Мне очень жаль, что я был болен.

Тарвин нежно нагнулся над ним.

— Не надо говорить, малютка.

— Нет, теперь я здоров, — ответил мальчик. — Скоро мы вместе поедем верхом.

— Очень вам было плохо, мой мальчик?

— Я не могу рассказать. Все так непонятно для меня. Я был во дворце и смеялся с танцовщицами. Потом я упал. А после этого ничего не помню, пока не очутился здесь.

Он проглотил прохладительное питье, которое подала ему Кэт, и поднялся на подушках; одна из его желтых, как воск, ручек играла эфесом сабли. Кэт стояла на коленях у его постели, поддерживая рукой подушку под его головой, и Тарвину казалось, что никогда еще он не отдавал должного красоте, скрывавшейся в ее добром, некрасивом лице с резкими чертами. Изящная фигурка приняла более мягкие очертания, рот с твердым выражением подергивался, глаза были полны света, которого прежде не видел в них Тарвин.

— Станьте по другую сторону, вот так, — сказал ребенок, подзывая Тарвина, он, по туземному обычаю, быстро и несколько раз складывал крошечные пальчики на обеих ладонях. Тарвин послушно стал на колени по другую сторону постели. — Теперь я — государь, а это — мой двор.

Кэт музыкально рассмеялась от радости, что к мальчику возвращаются силы.

Портьера у двери тихо опустилась. Миссис Эстес вошла на одно мгновение и решила, что видела достаточно для того, чтобы незаметно выйти из комнаты. Она многое передумала с тех пор, как Тарвин в первый раз явился к ним. Глаза ребенка потускнели и отяжелели. Кэт попробовала выдернуть руку, чтобы дать ему лекарство.

— Нет, останьтесь тут, — властно проговорил мальчик, потом, перейдя на местный язык, продолжал сбивчиво: — Те, кто служат государю, непременно получат награду. У них будут деревни, свободные от податей, — три, пять деревень: Суджаин, Амет и Гунгра. Пусть они получат это в подарок, когда будут жениться. Они женятся и будут всегда при мне — мисс Кэт и Тарвин-сахиб.

Тарвин не понял, почему Кэт внезапно выдернула руку. Он не так хорошо знал местный язык, как она.

— Он снова начинает бредить, — шепнула Кэт. — Бедный, бедный малютка!

Тарвин заскрежетал зубами и послал проклятие Ситабхаи. Кэт отирала влажный лоб ребенка и старалась уложить удобно его метавшуюся из стороны в сторону головку. Тарвин держал руки мальчика, ухватившиеся за его руки в приступе конвульсий, вызванных последним действием яда конопли.