Дамы были в разноцветной форме, они оживленно беседовали на диванчиках, но как только прозвенел колокольчик (так неожиданно, кстати), дамы разошлись и устроились возле мужчин. Возле одного мужчины было две женщины, причем в костюмах одного цвета. Одиноких не было никого, кроме Сэма. Кино было старинное и веселое.
Несколько раз он попадал в случайно незапертые двери – один раз был в теплице, в другой раз на кухне, вот там были дамы.
На его удивление, на корабле была и молельная комната, очень красивая. Иконы Святой Марии с младенцем, кругом свечи, правда, электрические, полумрак, на полу подушки – все располагает к размышлениям.
Сэм не стал думать, зачем таким малоэмоциональным людям такое, но раз есть, значит, надо. А ему в ней очень понравилось, и после ужина он решил там подумать.
К его радости, дверь была открыта, он зашел и сел у стены в самое темное место. Он смотрел на лик Святой Марии, казалось, что она ему улыбается, стало так спокойно, и на него нахлынули воспоминания о его подругах: одни были ласковые и домашние, а другие резкие и сексуальные. Потом вспомнил о том, что он всегда избегал чрезмерной ответственности, никогда не доводил дело до детей, хотя кто знает, может, и есть где-то его отпрыски.
Так он размышлял, размышлял и задремал.
Он очнулся от легкого дуновения, это такое забытое состояние – легкий ветерок на лице, он приоткрыл глаза и увидел кружащую юбку, именно от ее вращения пробегал по лицу приятный ветерок. Кружилась женщина, запрокинув голову, самозабвенно и отрешенно.
Он не знал, что делать, может, здесь нельзя находиться, но женщина была очень увлечена и ничего вокруг не замечала, и Сэм решил еще тихонечко посидеть.
Дама накружилась, взяла белую небольшую подушечку, которая лежала у иконы Святой Марии, положила на пол, подняла края юбки и села прямо на нее, расправив края в ровный круг. Она начала молиться, вначале тихо повторять слова, потом громче и громче, а слова-то все одни и те же: «Избави, избави, избави от нечистот, помоги и помилуй», и так по кругу, раз, наверное, тридцать.
Сэм понял, что попал неудачно, надо бы тактично уйти, какое-то личное таинство происходит.
Тут дама замерла и резко повернулась к нему. Сэма охватил ужас: ведьма, чистая ведьма – глаза горят, волосы всклокочены и бледная-бледная.
– Я уже ухожу, продолжайте, продолжайте, я случайно зашел и задремал малость, простите-простите, ухожу-ухожу, – он хотел встать, но ноги отекли и не хотели подниматься, тогда он встал на четвереньки и пополз к двери.
– Ты кто?
Сэм не останавливался, только голову повернул.
– Я Сэм, гость корабля, если надо, то я ничего не видел и ничего не слышал.
– Постой, ты пришел оттуда? Скажи мне, тебя воровали люди в белых костюмах, с фонарями? Меня да, два раза. Никого не воровали, а меня да, два раза. Я живу здесь и молюсь о чистоте своей, я знаю, что я грязная, я была там, там мне было холодно.
Уже у двери Сэм смог подняться.
– Меня не воровали, да, пришел оттуда, – и начал открывать дверь.
– Я, когда была там у них, где холодно, стащила бутылочку, они из нее наливали и пили, а меня даже от запаха этого мутит, а ты оттуда, тебе отдам, мне ни к чему.
И она резво соскочила и убежала в боковую дверь.
Ну, обижать сумасшедших нельзя, потом ему делать все равно нечего, посмотрим, что принесет, и он направился к единственному стулу в комнате, больше его ноги не выдержат сидеть в позе лотоса. Проходя мимо оставленной подушечки, он автоматически на нее посмотрел: на ней была кровь, но он точно помнит, что подушечка была белая, она ее на пол вначале положила, он видел, подушечка была белая, а теперь не белая – не корабль, а сплошные секреты.
– Вот, – она протянула медицинскую бутыль на двести миллилитров.
Сэм открыл и чуть не задохнулся – спирт медицинский чистый. Глаза заслезились, горло запершило, но ведь спирт, е-мое! Ай да девушка, ай да молодец!
– Чай еще можешь найти? А почему ты в юбке? Где взяла?
– Сама сделала из штанов разных, мне старые приносят, я делаю. Я грязная, мне так ходить надо, – взгляд ее опять потускнел.
– Чай давай неси, грязная она.