Наваждение

– Не доводи меня до исступления, Брянцев. Так не бывает, чтобы все на автоматике и ничего нельзя исправить. Всегда можно найти методу. Но видишь ли, беда какая – я лично понятия не имею, что нужно предпринимать, чтобы исправить создавшийся ситуасьон. Ты знаешь французский? Ситуасьон – это положение. Так вот, я не знаю, но подозреваю, более того, просто уверен, что ты упомянутое понятие имешь. Знаешь, как всё исправить, с тем, чтобы восторжествовала наконец справедливость и все вдруг начали жить по правде.

– Нет, я же объяснил…

Белинский ударил его слегка в ухо. Было очень больно. Через некоторое время Белинский сказал:

– Очухался? Молодец. Я ведь тебе объяснил, мон ами, что не люблю, когда мне врут. Пожалуйста, не нужно испытывать мое вовсе не ангельское терпение. Человеколюбив я в меру. Итак, твоя задача – сделать, чтобы на Плевако никаких записей ни в каких конторах и компьютерах не было. Ни штрафов, ни судов. Чтобы чиста была Плевако, Фотина Олеговна, пред правосудием нашим величественным. Срок у тебя до полуночи. И все это время я проведу с тобой. Вот радость-то. Будешь звать на помощь, пытаться связаться с пацанами или с полицией – урою. Мне терять нечего, как ты понял – больше срока, чем мне несправедливо вкатали, получить нельзя. Одним жмуриком больше или меньше – ничего не меняет. А ты мне совершенно не нравишься. Рожа у тебя противная, простая и невзрачная, и рот слюнявый. И я готов побиться об заклад, как говаривал Достоевский в Швейцарии, что ты понятия не имеешь, какие были реалистические струи в живописи барокко. Поэтому в твоем случае содействие и послушание – самый разумный стиль поведения. Будешь работать медленно, не успеешь к полуночи – отрежу палец. Не уложишься к часу ночи – отрежу другой палец. В час тридцать отрежу тебе ухо, будешь, как Ван Гог. В два часа отрежу тебе член. Понял? Я спрашиваю, понял?

– Понял.

– Во сколько я отрежу тебе второй палец? Ну, говори.

– В час ночи.

– Молодец. Эрго, план действий тебе ясен, начинай действия, Брянцев. Можешь советоваться со мною по ходу дела.

Белинский надавил кнопку стартера. Электронная система засекла в кармане Брянцева ключ и включила мотор.

– Отъедем отсюда, – сказал Белинский и включил скорость. – А ты пока действуй. Ноутбук при тебе, надеюсь, телефон тоже.

И Брянцев начал действовать. А что ему еще оставалось делать? Он звонил нескольким людям, что-то выяснял, сверялся по ноутбуку. Выспрашивал, узнавал номера телефонов. С некоторыми говорил строго и сухо, с иными – вышестоящими – пытался шутить, и смеялся шуткам, полученным в ответ. Искомый «системщик» оказался служащим «третьего лица», то есть, работал не на «Комиссию» и не на юстицию, а между. Его пришлось вызванивать из дома, и встречаться с ним на окраине, в Купчино, где располагался информационный центр. Чтобы оплатить его услуги, Брянцеву пришлось снимать деньги с трех разных счетов в трех разных банкоматах, последний из которых находился у станции метро Парк Победы.

Все это время Белинский вовсе не был уверен в том, что план сработает, и это не слишком его огорчало. Он делал «всё, что мог», всё, что от него зависело. А там – как Бог решит.

В десять вечера Брянцев позвонил знакомому, который зашел на какой-то сайт, сделал поиск по фамилии, и в ответ на запрос о Фотине Плевако получил «не найдено».

15

Примерно в это же время на колокольню некрасивой церкви на Каменноостровском залез пьяный альпинист и, символизируя прибытие на вершину, жахнул в колокол. Прохожие на близлежащих улицах удивленно повернули головы в сторону звона. Альпинист ударил в колокол еще раз, и затем еще раз. Встревоженный дьякон, живший по соседству, полез на колокольню, крича, чтобы прекратили, время позднее, но звон не прекращался. Последовала конфронтация с альпинистом, и некоторое время дьякон бегал за ним по колокольне, пытаясь его поймать, но альпинист все время увертывался, хохотал, сообщил дьякону, что он агностик, но уважает памятники старины, и снова ударил в колокол. Дьякон выхватил мобильный телефон и вызвал полицию. Полиция приехала и оказалась проворнее дьякона – альпиниста поймали и повели вниз. В участке он уснул, а наутро попросил воды или пива, лучше пива. У полиции было в тот день много дел, и альпиниста отпустили с миром, и он пошел искать открытое кафе, чтобы опохмелиться и составить план на день – включающий поиски своих, потому что назавтра предстоит экспедиция в Альпы.

В полдень этого же дня Белинского арестовали на вокзале во время посадки на поезд, следующий в Симферополь. В паспорте, предъявленном им, значилось, что зовут его Павел Арамович Хачатурян. Между внешностью Белинского и фотографией в паспорте не было ничего общего. Настоящего Хачатуряна, в мрачном настроении и с синяком под глазом, нашли быстро и назначили день, в который ему следует явиться в участок, чтобы получить назад принадлежащий ему паспорт.

16