Наваждение

Однако, не все было так просто. Появились и некоторые нюансы. Дима стал часто ездить к губернатору. Один. С охраной, понятно, но Лизу на время этих визитов всегда оставлял дома. Практически каждый день и в основном вечерами. Что они там обсуждали - Дима ей не рассказывал. И если поначалу это не особо беспокоило Лизу, то через несколько недель она начала действительно нервничать. А Калиненко так и отшучивался по поводу всех этих встреч, ничего ей нормально не отвечая. Она и не просила подробностей, если честно. Но хоть какие-то моменты…

К тому же Лиза вдруг осознала, что стала куда более чувствительной и нервной, чем была ранее. Мнительной. И выдумывала себе такое, что никогда раньше и в голову не приходило. Причем, понимала, что глупости, но оно само в голову лезло как-то. И приходилось призывать себя к разуму, унимать страх и глупые волнения. Видит Бог, иногда в ее дурную голову даже приходили мысли о том, что у Калиненко могут быть другие женщины на всех этих встречах… И Лизу начинала обуревать ревность, самая настоящая и ранее неведомая. Видно оттого, что сейчас она в полной мере считала его своим мужчиной. Но Лиза напоминала себе слова Димы о том, что даже в прошлом он хранил ей верность в отношениях. И о том, что на преданность он отвечает тем же. Чем и успокаивала себя. Да и нельзя сказать, чтобы страсть Димы к ней как-то ослабла.

Однако, чтобы прекратить переживать из-за характера его “профессиональных” действий, у нее аргументов не было. И эти тревоги понемногу захватывали душу, заставляя Лизу нервничать и изводить себя, тревожась о Диме. Да и о растущем внутри нее их ребенке тоже, по сути. Тем более на фоне происходящих в стране разбирательств между “элитами”. Пусть она и не вникала, но об этом не знал разве что глухо-слепой или мертвый.

А то, что ребенок рос, Лиза начала чувствовать. Словами не могла описать изменения, которые с ней происходили, и все-таки знала - меняется. Еще и одежда впору была, но уже как-то некомфортно. И все эти новые эмоции, и странные желания. И постоянные обследования, разумеется, на которых врачи каждый раз уверяли Лизу, что все идет нормально. Но сама Лиза до дрожи в сердце ждала ощущения первого толчка ребенка. Того момента, когда она действительно в полной мере прочувствует и наконец-то всем своим существом убедится - это правда. И ей ничего не снится.

Правда, со сном в принципе начались неполадки. Из-за этих вечерне-ночных встреч Димы ей стало вовсе не до нормального ночного отдыха. Лиза тревожно лежала в темноте, прислушиваясь к каждому шороху и шагам охраны на улице. Не могла без него заснуть уже, сна ни в одном глазу. Ждала, пока он приезжал, а потом лежала с закрытыми глазами, притворяясь спящей, пока Калиненко не укладывался рядом, обхватывая ее руками, касаясь холодной с улицы кожей. Знал, чувствовал, что притворяется, она понимала. Но оба не касались этого вопроса. А днем отключалась около Димы при любом удобном случае. Да и при неудобном тоже.

В общем, не получалось расслабиться и наслаждаться. Наоборот, с каждым днем Лиза все больше нервничала и переживала. И лишь немного спасала работа, отвлекая. Не прямая, в задаче изменения имиджа Калиненко тактика была разработана и внедрена в жизнь. Теперь над этим работал целый пиар-отдел в количестве четырех человек, и Лизе оставалось лишь контролировать и курировать деятельность. Конечно же, она сопровождала Дмитрия на всех встречах, где ему было необходимо ее присутствие, или где Дима просто хотел появиться с ней. Но кроме этого ее бывший начальник, главный редактор журнала “Свой”, обратился к Лизе с просьбой помочь в работе над одним материалом. А Калиненко не возражал, и она даже с удовольствием на какое-то время вернулась к собиранию материала для статьи, поняв, что соскучилась по журналистике. Отвлеклась. И очень убедительно уговаривала себя, что все нормально.

Но и это зыбкое затишье разрушилось в конце марта. В один из тех вечеров, когда Дима снова вернулся от губернатора слишком поздно. Она вновь ждала его, и так же сжимала веки, притворяясь спящей. Только в этот раз Калиненко не поддержал ее игру.

- Давай, Лиза, я знаю, что не спишь, - заставив ее вздрогнуть, проговорил Дима. - Поднимайся, родная. Надо поговорить.

Он прошелся туда-сюда по спальне, а она села, опираясь на подушки и настороженно следила за мужем. Ничего хорошего, как ей казалось, подобное начало, да и сам момент, выбранный для разговора - не сулил. Свет в комнате Калиненко не включал, просто оставил открытой двери в коридор, где горела “дежурная” лампочка. И это все Лизе тоже почему-то не понравилось. Но хоть глаза не резало после долгих попыток уснуть.

Хотела спросить - что случилось? И не смогла. Почему-то стало страшно открывать рот и нарушать тишину, в которой Калиненко сейчас размеренно преодолевал пространство комнаты от угла до угла. Слева - направо. И назад. И снова.