Наваждение

Алина заказала такси и через двадцать минут уже звонила в квартиру Борташевича. Тот открыл дверь в домашней одежде (брюки, клетчатая рубашка), сверху фартук. Из кухни пахло жареным луком, что-то скворчало и булькало.

Виктор сердечно расцеловался с Алиной.

– Осторожно, обнять не могу, видишь, я в процессе приготовления макарон «по-флотски». Ничего другого предложить не могу, но, обещаю, будет вкусно. Фирменное блюдо моей бабушки. И есть рислинг, целых две бутылки.

– Отлично, – выдохнула Алина. Ей внезапно стало легче. Еще полчаса назад она была уверена, что ее женская, счастливая и беззаботная жизнь кончена, но это не так. Вон есть еще мужчины, способные многим ради нее, Алины, пожертвовать. Она еще способна кружить головы и вдохновлять на подвиги!

– …Расскажешь, что случилось, или лучше не спрашивать? – деловито спросил Виктор, помешивая мясной фарш на сковородке.

– Не спрашивай.

– Ладушки, – коротко бросил тот.

Макароны «по-флотски» оказались действительно вкусны, хоть и несколько жирноваты. Но ничего, один раз можно. Алина с Виктором сидели на кухне (чистенько, но мебель из 90-х, что ли?), ели, пили вино и болтали о всяких пустяках. О природе, погоде, новых фильмах и книгах.

Это было милое, легкое, простое общение – совсем как в прежние студенческие времена, когда еще не думалось о старости и будущее казалось однозначно прекрасным и светлым.

Да, Виктор определенно чувствовал, что она, Алина, чем-то взволнована и расстроена, но в расспросы, как и обещал, не стал пускаться, скорее, наоборот, он пытался развеселить свою гостью.

Говорили долго, смеялись, потом Алина не выдержала и разрыдалась.

Виктор внимательно посмотрел на нее. Затем пересел на своем табурете поближе, взял салфетку и принялся осторожно вытирать Алине слезы.

– Витя… Что мне делать? Я не знаю, я запуталась. Я не понимаю, как жить дальше!

Он обнял ее, Алина положила ему голову на плечо, тоже обняла его. От рубашки Виктора пахло жареным луком и еще каким-то нафталином, что ли. Ну да ладно, близкому другу можно простить эти запахи, на то он и близкий.

Виктор поцеловал Алину в губы. Она ответила.

Виктор целовал ее долго, вдумчиво, нежно. Алина закрыла глаза и попыталась на его месте представить Рикардо. Рикардо всегда брал ситуацию в свои руки. Он словно вел Алину в танце, заставлял действовать, его прикосновения вызывали ответные у нее.

А тут непонятно даже, что делать. Несколько раз стукнулись лбами, руки… вот что делать с руками?

– Идем… Идем? – прошептала Алина.

– Да…

Они, полуобнявшись, побрели в сторону спальни. У Виктора, как помнила Алина, было две комнатки – в одной что-то типа гостиной, в другой вроде спальня с кроватью?

Спальня – крошечная комнатка с полированной мебелью, тоже конца прошлого века. Проигрыватель для пластинок и целая полка с этими самыми пластинками. Катушечный магнитофон. Фотоувеличитель. Еще какие-то непонятные вещи – технические раритеты, уже давно ненужные сейчас, но почему-то бережно хранимые Виктором. Односпальная кровать.

Если у взрослого мужчины односпальная кровать (даже не диван, который в случае чего можно разложить!) – значит, у него нет женщины, и даже больше того, он и не надеется на ее появление здесь. Это не спальня холостяка, это – спальня мальчика, безнадежно застрявшего в своем детстве.

Виктор в постели, безусловно, вел себя, э-э… достойно. Не закатывал глаза, не дышал шумно и тяжко, был все так же нежен и пылок. Лишь немного неловок, да и то временами.

Но что же продолжало смущать Алину? Может быть, то, что у Виктора плечи уходили куда-то вниз, словно их кто-то стесал, что ли. А еще у него сутулая спина и небольшой животик. Острые колени. Слишком длинные ногти на ногах, которые надо было постричь неделю назад. Не критично, но… Алина заставила себя отвлечься от ног партнера и подняла взгляд. И обнаружила, что у Виктора, зависшего над ней, маслянисто блестел лоб и залысины на нем. И пахло от Виктора, от его желтоватой кожи без волос, все так же – жареным луком и нафталином.

У Алины были в юности самые лучшие любовники. Красавцы. А Рикардо? Рикардо – король, даже несмотря на возраст! А с кем сейчас Алина занимается любовью? С каким-то письмовыводителем. Акакием Акакиевичем. Человеком чудесным, но никак не способным быть любовником такой необыкновенной женщины, как она!

И все в нем не так, в этом Викторе. Нет, не надо лошадиных форм и размеров в любовном деле, это тоже перебор, но… как тут все скудно и компактно, оказывается. Не нищета, но бедность, да. Хотя Виктор не виноват, и это вообще несправедливо и плохо – судить о людях по каким-то их физическим параметрам, но… Но.

…После произошедшего Алина чувствовала себя еще хуже, чем до того. У нее возникло ощущение, будто она подверглась насилию. Она же совсем не того хотела!

А чего? В принципе можно было заранее предположить, что именно могло ждать Алину в этой мальчуковой постели. Это ж очевидно.

Заниматься любовью с таким, как Виктор, – это значит снизить планку. Признать, что вышла в тираж. Сдалась. Перестала быть привлекательной. Умерла как женщина!