Наваждение

Но время шло, а ее мечта все еще не осуществлялась. С трудом пробираясь через заполнившую город толпу, она вдруг засомневалась, не слишком ли много нафантазировала. Ведь Ральф Сандеман мог уже не работать фоторепортером, или его могли послать в другой город или страну. Вдруг ей пришла в голову мысль, что его вообще нет в живых! Конечно, он совсем не стар, но ведь ее мать, которая уже ушла из жизни, была еще моложе. Сомнение переходило в отчаяние, угнетавшее ее и заставлявшее терять надежду. Глупо было рассчитывать, что она найдет его здесь, но она так ждала этой встречи…

Представляла, как он будет восхищаться ей. Как скажет, что они теперь всегда будут вместе, и увезет в Америку.

Что ей теперь делать? Вернуться обратно в деревушку, откуда она ушла вчера, где за ее спиной вечно перешептываются и смотрят с недоверием и жалостью, будто она совершила нечто постыдное. Какое будущее ждет ее там? Она видела, что многие мужчины желали ее, но знала, что ни один порядочный человек на ней не женится. Она могла рассчитывать лишь на вдовца, которому нужна пара лишних рук, чтобы вырастить его детей и управляться по хозяйству. Нет, она скорее умрет, чем вернется туда! Она приехала сюда в погоне за несбыточной мечтой потому, что ее жизнь стала невыносимой. Ей хотелось уехать и начать новую жизнь, что она и сделала.

В десять часов вечера небо над Монако осветилось грандиозным фейерверком в честь прибытия невесты князя Ренье. Элл в этот момент находилась на набережной у центрального причала. Отсюда можно было любоваться дворцом Ле Роше, облицованным розовым камнем, в котором 220 комнат. Он построен на высоком мысе, с которого открывается вид на весь город. Сейчас там на одном из многочисленных балконов князь и его невеста наблюдают фейерверк. Как прекрасна и счастлива княгиня, как далека она от Элл, находясь на вершине счастья и успеха! Думая о прекрасной невесте, Элл еще острее ощущала собственное несчастье. Глядя, как взмывают вверх ракеты и расцветают в вышине гигантскими огненными цветами, она совсем не веселилась. Эти чудеса пиротехники казались символом ее рассыпающихся светлых надежд, которые, разом вспыхнув, сгорели и исчезли в темноте.

Голод и усталость брали теперь свое, и она совсем пала духом. Денег было очень мало, но аппетитные запахи из ближайшего кафе дразнили и притягивали ее. Прошло уже два дня, как она не ела как следует.

Стоя в дверях кафе, вдыхая запах жареного мяса и чеснока, слушая музыку, смех людей, наслаждавшихся теплом, едой и вином, Гейбриэл чувствовала, что умирает от голода, но не только от него. Трудно было это объяснить, но ей мучительно хотелось музыки, смеха, красивой одежды, такой, как у окружающей публики. Борясь с воспитанной в ней бережливостью, Элл вошла в кафе.

Она смело заказала пробегавшему мимо официанту аперитив. Но когда тот принес меню и она взглянула на цены, до Предела взвинченные в связи с нахлынувшей массой народа, то Побледнела. Обед здесь стоил фантастическую сумму, и, как бы она ни была голодна, позволить себе потратить на него почти все свои скудные сбережения он не могла. Элл заказала бутерброд с ветчиной, тонкий, как папиросная бумага — самое дешевое из того, что она отыскала в меню, и, с трудом сдерживаясь, чтобы не проглотить его целиком, стала откусывать миленькие кусочки.

— Что-нибудь еще? — многозначительно спросил официант, когда она съела бутерброд.

— Кофе без молока, — сказала она, надеясь здесь хоть немного передохнуть.

Медленно, маленькими глотками, стараясь продлить удовольствие, она пила кофе, закрыв глаза, чтобы полнее насладиться его ароматом и вкусом. Звуки скрипок усыпляли. И хотя металлический стул был неудобен, а спинка его врезалась и тело сквозь тонкое хлопчатобумажное платье, она не заметила, как задремала.

Элл проснулась оттого, что ее грубо схватил за плечо официант.

— Здесь кафе, а не отель, — сердито сказал он. — Уходи! , — Но я еще не допила кофе, — возмутилась Элл.

— Допивай и уходи, — зло приказал официант, — мы не хотим, чтобы здесь околачивались такие, как ты. Приходят, делают заказ на несколько франков и ждут, чтобы подцепить клиента!

— Клиента? — Элл пыталась защититься от его грубости. — Да как вы смеете! Я не…

— Давай, давай, — официант грубо потряс ее стул, как будто хотел стряхнуть с ветки спелую грушу, — я навидался таких, как ты, и не хочу неприятностей в нашем кафе.

В это время с соседнего столика раздался мужской голос, в котором чувствовался сдерживаемый гнев:

— Мне кажется, вы не должны так разговаривать с этой юной леди!