Я не спрашиваю, откуда он узнал о ребенке, с чего вдруг решил, что он его, я просто закрываю глаза и прислоняюсь головой к спинке кресла. Я устала бегать, устала переживать, устала страдать и думать, что будет дальше. Я хочу просто жить, плыть по течению, воспитывать сына или дочь и не думать о том, что будет завтра. У меня так много хочу, что я даже теряюсь от собственных запросов.
— Почему ты скрыла? — вдруг спрашивает Вадим. — Почему не сказала сразу и убежала из больницы?
— Так много вопросов, — полусонным голосом говорю я. — И ни одного ответа, — я даже слабо улыбаюсь, хотя чувствую жуткую усталость и желание побыстрее добраться до кровати.
— Я не требую ответов, Женя, — вдруг признается Вадим. — Я просто не понимаю, почему ты скрывала, что беременна.
— Я не знала, — тихо отвечаю я.
— А сейчас? Сегодня? — уточняет он.
— А сейчас я просто растерялась.
Глава 32
Вадим
Мы вместе возвращаемся домой. По пути Женя засыпает, предоставляя мне возможность подумать. Я-то, дурак, надеялся, что мы больше не встретимся. Нет, она хорошая, идеальная, нежная, милая, все, как нужно, но она не для меня. Не выживет такая, как она в моем мире. Я прекрасно понимал это, поэтому ушел. Знал, что уйду, когда она везла меня в город, знал, что ей будет неприятно, но одного таки не учел, хотя нет, не одного.
Беременность и мое помешательство.
Второе я понял, только когда увидел ее снова. Когда она, бросив стакан на стол, увидела меня. Посмотрела своими растерянными глазами и упала в обморок. Уже тогда я заподозрил что-то неладное, а после услышал ее утреннее веселье и… черт, я сложил дважды два. Отвез в больницу, а когда понял, что она задерживается, не смог удержаться и пошел за ней. Не нашел, зато поговорил с Эвелиной Геннадьевной.
Она-то и поведала мне о сроках, о растерянности пациентки и о том, что мне бы быть рядом на приеме, а не вот так врываться в кабинет. С женщиной я был согласен, но кто ж, черт возьми, знал, что Женя беременна? Нет, я догадывался, но не хотел давить. Думал, если мой, она скажет.
Ни хрена!
Ничего она не собиралась мне говорить.
Я вез ее домой и думал. Думал, что делать дальше, когда над головой нависла угроза, когда я только-только ступил на путь возвращения компании обратно. Я и сына нашел. С трудом, но таки нашел. Его, как оказалось, увезла мать в другой город. Сменила фамилию, школу, сделала все, чтобы их не нашли. Я был удивлен и благодарен, а еще решил пока не ехать к нему. Соскучился по Сашке безумно, но за мной могли следить, а Саша… он отличный рычаг давления на меня. Единственный, известный Березовскому.
Женю я в расчет не брал, потому что она давно сошла с их радаров.
И вот снова. Она рядом со мной. Искушает, соблазняет и вынуждает думать, как быть дальше. Нет, я держался из последних сил, пока нес ее в свою спальню. Говорил себе, что нельзя, что я сделал свой выбор, что у меня больше нет на нее права. И это давало свои плоды, я решил, что как только она придется в себя — тут же отправится восвояси. А сейчас что? Что делать? Забыть о том, что где-то существует Женя и мой ребенок? Оставить ее одну?
— Блять, — тихо выплевываю и ударяю рукой по рулю.
Смотрю на Женю, но она продолжает размеренно спать. Я подъезжаю к дому, паркую машину, открываю дверцу и… не хочу ее будить. Просто не хочу. Именно поэтому беру ее на руки. Она бормочет что-то нечленораздельное, но утыкается мне в шею и сопит дальше. Я заношу ее в свою спальню, укладываю на кровать и укрываю пледом. Она устала, ее переполняют эмоции, а мне нужно подумать.
Одно я знаю точно: ей нельзя оставаться здесь.
Я оставляю Женю в комнате, а сам спускаюсь на первый этаж, набираю Серегу и прошу его забронировать билет во Францию. Решаю отправить Женю к моему другу во Францию. Там ее не достанут — раз, а я смогу спокойно решить дела — два.
Серега обещает все сделать и через полчаса перезванивает, сообщая, что рейс завтра в три часа. Я благодарю его и отключаюсь. В последнее время слишком многое предстоит решить. С Березовским, с Богданом, который оказался нихрена мне не братом. Я давно понял, что меня развели, как лоха. Навешали лапши на уши и кормили какой-то хуйней, чтобы я ничего не вспомнил.
Я вспомнил и даже выжил. Оля вот вряд ли знает, что я жив, а вот Березовский. Уже знает. Как только я повставлял ему палки в колеса, он тут же выяснил. Хорошо, что не сразу, иначе я бы нихрена не успел и не обзавелся связями.
Сейчас я ждал штурма, всего, что угодно, и Жене точно не место здесь. Я решаю, что обязательно отправлю ее во Францию и с этими мыслями засыпаю на диване.
Утром меня будет шум разбивающегося стекла. Я вскакиваю, как солдат, находящийся на задании. Хватаюсь за пистолет и успокаиваюсь только тогда, когда вижу ошарашенное лицо Жени. Под ее ногами валяется разбитая тарелка, а на полу разлито молоко. Я быстро прячу ствол и бормочу:
— Прости.
— Откуда пистолет, — сквозь слезы спрашивает она и отходит.
Я делаю шаг к ней, но она отходит дальше, обхватывает себя руками и начинает плакать. Я напугал ее. Блять, чертов идиот!