Наваждение Люмаса

На то, чтобы дойти до конца моста, у меня уходит минут десять (или в чем тут они измеряют время). Я оглядываюсь и вижу целый веер из мостов, сияющих в серебристом свете. Но они немедленно растворяются, и на их месте снова остается всего один мост. Десять минут, не меньше. Если умножить десять минут на 1,6, получится шестнадцать минут. Так, что ли? Чтобы перейти через мост, я потратила шестнадцать здешних минут? Надо поскорее отсюда выбраться. Мое тело все лежит там и лежит. Давай, Эриел. Шевелись.

Я стою на широкой улице, которая чем-то напоминает мне набережную Темзы в Лондоне, только здесь она, похоже, тянется бесконечно в обе стороны. Другая странность — то, что здесь нет больших домов и отелей. Вместо этого тут все уставлено маленькими коттеджами, разбросанными словно наугад: одни стоят друг на дружке, у других углы сразу в трех измерениях. Что? Эриел, что ты мелешь: трехмерных углов не бывает. Если, конечно, ты не находишься в четырехмерном пространстве, подсказывает мне память. О боже. Я сворачиваю влево и иду. Из некоторых труб валит дым, но он не поднимается вверх, как это обычно происходит с дымом. Он не только распространяется во все три измерения, но еще и, по-моему, закручивается сам в себя, и раскручивается из себя, и движется в каких-то других измерениях, которых я не знаю. Набережная сворачивает и невероятным образом превращается в пыльную дорогу, заставленную трейлерами и картонными курицами. Постой-ка. Картонные курицы? Что со мной происходит? В небе что-то вспыхивает — похоже на молнию, и начинает рассветать, но намного быстрее, чем нужно. Я очень устала. Может, зайти в один из этих трейлеров и немножко вздремнуть? Эриел, не глупи: если ты войдешь в какой-нибудь из этих домиков, там будет всего лишь очередное сознание со всеми его мыслями и воспоминаниями. Понимание этого впервые заставляет меня поежиться от усталости. Солнце взошло, и теперь я шагаю по ярко-желтой пустыне, и вокруг меня то тут, то там появляются гигантские песочные замки, которые тут же снова исчезают. Это-то что означает? Ведь все здесь — метафора, правильно? И какую же такую хреновую реальность все это отображает? И где я вообще?

Кажется, я иду по пустыне уже несколько часов, хотя вообще-то настоящего ощущения времени у меня нет здесь. Десять минут, которые, как мне показалось, я провела на мосту, вполне могли оказаться тремя, или одной, или двадцатью. Я знаю только, что каждый шаг может равняться сдвигу секундной стрелки на каких-то там космических часах, и чем ближе я к себе физической, тем меньше у меня остается шансов все это пережить. Пустыня заканчивается, и начинается еще одна пыльная дорога, вдоль которой стоят забегаловки с неоновыми вывесками голубого и розового цвета. Интересно, неон — это хороший знак? Надо ли мне радоваться тому, что я снова его вижу? Солнце снова садится, слишком быстро — как будто бы в последний раз. На одной стороне улицы стоит запыленная заправочная станция — эх, если бы и мне можно было там подзаправиться. Воздух все такой же влажный, и молния просверкала впустую — ни грозы, ни даже простого дождя так и не случилось. И вот я иду, и этот мир вокруг, вероятно, — мое собственное сознание, и я плутаю в своих собственных мыслях и предположениях о том, что представляют собой другие люди. Где «я», я не знаю. И красная точка на дисплее едва ли становится ближе.

Аполлон Сминфей?

Ничего.

Аполлон Сминфей? Я сделаю все что угодно… Пожалуйста, помогите мне.

Еще одна беззвучная вспышка в небе. Теперь я, кажется, понимаю, что такое молитва. Я делаю еще два или три шага, но, кажется, я растворяюсь. Думаю, дальше я идти не смогу. Вдалеке что-то грохочет. Гром? Я падаю на колени.

Аполлон Сминфей?

И тут он появляется передо мной подобно миражу. Миражу на… красном мотороллере?

— Ну что ж, — говорит он, притормозив рядом со мной.

Облачко бледно-коричневой пыли поднимается и снова опускается.

— Я думала, вы уже не вернетесь, — говорю я.

— Я и не собирался.

— Но вы вернулись. Вы здесь. Мне ведь это не мерещится?

Аполлон Сминфей улыбается:

— Конечно мерещится. Но это не значит, что меня здесь нет. — Он смотрит на часы. — Вы в беде. Давайте выпьем кофе.

Он бросает свой мотороллер посреди пыльной дороги и идет к одному из кафе с неоновыми вывесками. Я следую за ним, но каждый шаг дается мне с трудом, как будто бы я, не сняв одежды, иду под водой. Когда мы подходим ближе, я вижу, что кафе называется «Мус Мускулус»[20] и вместо двери здесь такая же арка, как в доме у Аполлона Сминфея. Изнутри кафе представляет собой коктейль из всех американских фильмов о путешествиях, какие я когда-либо смотрела: красные кабинки из кожзаменителя, заламинированные меню, большие стеклянные сахарницы с серебряным наконечником, через который, если его перевернуть, высыпается ровно одна чайная ложечка сахару. Столы, покрытые белым ламинатом. В одном из углов — то самое гнездо, которое я видела в том месте рядом с бассейном, где-то, кажется, на другой стороне тропосферы.

— Ну что ж, — снова говорит Аполлон Сминфей.