Наваждение Люмаса

Я почему-то представляю себе огромную доску, висящую в небе, подобно космической версии Розеттского камня. Всякий раз, когда люди что-нибудь думают, говорят или делают, это записывается на доске. Но ведь тогда бы я ее видела. Да и все остальные видели бы в небе у себя над головой гигантскую каменную дощечку. Да, пожалуй, я что-то расфантазировалась.

— Вам придется еще немного подумать над этим, — говорит Аполлон Сминфей.

— Да… — начинаю я.

— Но не сейчас. Сейчас нам нужно вытащить вас отсюда.

— Я… — снова пытаюсь я что-то сказать.

Аполлон Сминфей смотрит на часы:

— Что?

— Почему вы мне помогаете?

— Ну, потому что вы кое-что для меня сделаете.

— И что же это?

— Расскажу по дороге.

Мы выходим из пустыни и оказываемся в загородной местности, где повсюду стоят белые домики с голубыми дверями. Здесь снова ночь, но и серебристый свет тоже никуда не пропал. У всех домиков к окнам приделаны ящики с голубыми цветами, и перед входом разбит аккуратный садик. Трава в садиках покрыта каплями росы и сверкающими паутинками. Аполлон Сминфей объясняет мне, что я должна для него сделать, и это какая-то чушь.

— Вы хотите, чтобы я переместилась в 1900 год?

— Да. И спорить на эту тему бессмысленно, потому что в каком-то смысле вы уже это сделали. Вот почему я здесь и помогаю вам.

Я стараюсь пропустить мимо ушей как можно больше из того, что он говорит.

— Вы хотите, чтобы я отправилась в 1900-й и вмешалась в мысли пенсионерки, бывшей школьной учительницы, которая вывела декоративных мышей?

— Именно. Мисс Эбби Лэтроп. Как я уже сказал, она фактически изобрела лабораторную мышь. Зайдите в любую лабораторию — и увидите там мышей, произошедших от ее первого выводка. Я приведу пример. C56/BL6/Bkl. Этот сорт мыши можно купить у любого распространителя. Они все черные, все рождены от родственного спаривания, и все являются потомками выводка мисс Эбби Лэтроп, полученного, если говорить точными цифрами, от 52 особей мужского и 57 особей женского пола.

— Но зачем? — спрашиваю я, так и не дождавшись, чтобы мой мозг обработал эту информацию. — Зачем вам это?

— Мальчики из Иллинойса молятся, чтобы я вмешался в нелегкую судьбу лабораторных мышей. Ну и что еще тут можно придумать, кроме как стереть сознание той женщины, которая их изобрела?

— Но я не могу стирать сознания!

— Да что вы говорите! То есть вы хотите сказать, что, пока находились здесь, ни разу не заставляли людей передумать? Не заставляли их сделать то, чего без вас они делать не стали бы? И разве не это помогло вам сбежать от тех людей в машине?

— Но… — Я в растерянности и не знаю, как объяснить. — Но это ведь происходило в реальном времени. А прошлое менять нельзя. Вы ведь знаете про временные парадоксы?

— Все, что происходит в тропосфере, происходит в прошлом — в вашем понимании.

— А как же парадоксы?

— Да бросьте вы, в настоящий момент парадоксально все. Хуже не будет.

У меня перед глазами появляется изображение людей в белых халатах, склонившихся над лотками с мышами. Вот они исследуют какое-то создание, у которого на спине выросло ухо, вот — мышку с опухолью, а вот лоток пуст, в нем больше никого нет. Но если бы в начале двадцатого века женщину, которая вывела эти мышей, остановили, мышей в лотке и вовсе никогда не появилось бы. И этих людей в халатах — тоже. Весь мир был бы другим. Я пытаюсь объяснить это Аполлону Сминфею.

— Да нет же, нет, — мягко возражает он мне. — С этим нет никаких проблем. Думаю, мыши просто растворились бы в воздухе — вот и все. Мир не стал бы другим. Никто бы даже не заметил.

— Но…

— Вы уже сделали это, так что тут даже и спорить не о чем.

— Если я уже это сделала, то почему же в лабораториях до сих пор полные клетки мышей?

— Разве? Что-то я их там не вижу.

— А как же вы? Если бы не было лабораторных мышей, возможно, культа Аполлона Сминфея в Иллинойсе никогда бы не возникло и вас бы тоже не существовало…

— Да что вы, я появился еще при древних греках. Да и вообще, всякий бог вынужден делать вещи, которые приводят к его исчезновению. В этом мы с людьми похожи. Мы заложники одной и той же экономии.

В нашем разговоре так много парадоксов, что у меня начинает болеть голова. Ну, по крайней мере, энергии у меня прибавилось — видимо, это от капельницы, подключенной к моему физическому телу в больнице.

— Ее зовут мисс Эбби Лэтроп, — повторяет он. — Она живет на ферме в Массачусетсе. Вам следует оказаться у нее приблизительно в конце 1899-го. Я оставлю для вас сообщение с подробными инструкциями, когда вы вернетесь сюда снова.

Ну, по крайней мере, он не требует, чтобы я сделала это немедленно.

— Но…

— Что?

— У меня есть еще один, очень важный вопрос.

— Какой же?

— Это меня не убьет? Ну… ведь когда я переместилась всего на месяц назад, это чуть меня не угробило — и угробило бы, если бы не появились вы. И вы уж меня извините, но я так до сих пор и не знаю, удастся ли мне когда-нибудь отсюда выбраться.

— Не знаю, что вы такого нашли в этой «жизни». — Аполлон Сминфей вздыхает. — Но не беспокойтесь. Я покажу вам кое-что — думаю, вам это пригодится.

— Что это?