«Без всякого подвоха», – хотел сказать Жваков, но не успел.
В аудиторию вошел человек и нарисовал на белой доске фигуру, очерченную неровной извилистой линией.
И они стали смотреть.
– Это, допустим, мозг, – сказал человек. – Сходства, конечно, мало, но это несущественно. Я мог бы придать ему форму круга или даже прямоугольника. И так было бы в своем роде даже нагляднее – не отвлекало бы от сути. А в мозгу – мысли. – Человек поменял цвет фломастера и изобразил внутри фигуры несколько красных закорючек.
– Кто это? – шепотом спросил Жваков у Бакина.
– Хиросиг, профессор, – шепотом ответил Бакин.
– До мыслей, пожалуй, еще далеко. – Человек добавил несколько закорючек к своему рисунку. – Скажем так: заготовки возможных мыслей – слова, образы, элементы образов… И сознание – да, скажем так, сознание – выхватывает, словно луч фонарика из темноты…
Человек замолчал.
В кармане Жвакова завибрировал фон.
– Не могу сейчас говорить, я тебе перезвоню, – сказал он шепотом в трубку. – Это Валентина, – повернулся он к Бакину.
– Мозг слишком сложен, – сказал человек. – К тому же анализировать мозг посредством мозга… – Человек постучал себя по лбу, пожал плечами, поморщился. – Я предложил бы рассмотреть феномен сознания на более простой модели – скажем так, на элементарной модели.
– Ты бы ее выслушал, Валентину, – сказал Бакин.
– Не могу в две стороны слушать одновременно, – сказал Жваков.
– Поставь себе сопроцессор.
– Не хочу.
– Правильно, я тоже не собираюсь, – одобрил Бакин.
– Самый простой пример – это электрон, элементарная частица. Когда-то считали, что он вращается по орбите вокруг ядра атома. – Человек взял фломастер и в стороне от нарисованной ранее фигуры изобразил окружность с жирной точкой в центре.
– Хотя предлагают постоянно, – сказал Бакин.
– Аналогично, – кивнул Жваков.
– На самом деле он пребывает в виде некоего облака, – сказал человек, – в котором он в каждый момент времени находится как бы везде и нигде конкретно.
– Хиросиг – это его имя или он хиросиг в каком-то другом смысле? – спросил Жваков.
– Не знаю, – сказал Бакин.
– Везде и нигде конкретно, – повторил человек и очертил извилистой линией нарисованную окружность, изобразив таким образом подобие облака. – Но с какой-то вероятностью нахождения в каждой точке.
– Если хиросиг говорит «вероятность» вместо «плотность вероятности», я начинаю сомневаться в компетенции хиросига, – заметил Жваков.
– Это если смотреть на предмет снаружи, – продолжал человек. – А если – изнутри? С точки зрения самого электрона? Представим, что электрон как элементарная частица наделен некоторым элементарным сознанием (элементарной частице – элементарное сознание), а именно: он может сознавать, что существует и что находится в определенной точке пространства. – Человек ткнул фломастером в нарисованную окружность. – Хорошо было бы представить, что электрон своим сознанием охватывает все облако своего пребывания (иными словами – универсум), но будем оставаться в рамках принятой парадигмы элементарности.
– «Универсум», «парадигма» – я тащусь от таких слов, – сказал Жваков.
– Однако утверждать, что электрон находится в какой-то конкретной точке, мы не имеем права, – продолжал человек, – и перед нами стоит задача понять, как в этих принятых нами рамках можно было бы интерпретировать то облако вероятностей, картину которого видит внешний наблюдатель.
– Мне кажется, этот хиросиг не совсем четко интерпретирует слово «интерпретировать», – заметил Жваков. – Что ж, хиросигу дозволено.
– Проблема решается, если мы допустим, что сознание электрона поочередно сосредоточивается на разных точках, то есть перемещается внутри универсума по некоторой траектории. – Человек повел фломастером поверх уже нарисованной окружности, пройдя несколько небрежных витков, и продолжил процесс, пока рисунок не сделался похож на спутанный клубок ниток. – При этом через одни области облака-универсума эта траектория будет проходить чаще, через другие – реже, так что в итоге окажется, что вероятность нахождения в любой области универсума с точки зрения электрона и с точки зрения внешнего наблюдателя будет одинакова.
– Электрон неисчерпаем, – сказал Жваков.
– Внешний наблюдатель – тоже, – заметил Бакин.
– Это вроде бы сказал Шредингер? – поинтересовался Жваков.
– Скорее уж Черчилль.
– Я иногда путаю Черчилля и Чемберлена, – сказал Жваков, – хотя между ними вроде ничего общего.
– Кроме того, что они оба на одну букву, – заметил Бакин.
– И даже на две, – кивнул Жваков. – Но Черчилль это «наше все», а Чемберлен – «наш ответ Чемберлену».
– Обратим внимание, – сказал человек, – что с точки зрения электрона его движение по траектории внутри облака-универсума осуществляется в его, так сказать, собственном времени, и это не есть время внешнего наблюдателя. Таков общий принцип – существует процесс сканирования универсума сознанием, которое не в состоянии охватить весь универсум в целом. Этот процесс разворачивается во времени, которое, собственно, и возникает в ходе развертывания процесса.
– Ты хорошо его понимаешь? – спросил Бакин.