Наваждение Монгола

Падает со мной на подушки, опять заглядывает в глаза, считывает эмоции, а я как открытая книга для него. Провожу по сильным литым плечам ноготками, чуть царапая, и варвар рычит.

У него венка на виске пульсирует и пот на лбу выступает. Тело воина натянуто подобно струне. И я упиваюсь каждым мгновением, понимая, что в эти самые минуты этот мужчина подчинен мне, он в моей власти, а я буду принадлежать ему до последней частички.

Прикрываю веки, не могу выдержать напор этого тигриного взгляда, и он меня кусает за подбородок.

– Смотри на меня, Алаайа, смотри, как становишься моей…

Голос хриплый, вибрирующий желанием, и я подчиняюсь, опять смотрю в этот омут, подпадаю под гипноз, ощущаю грубые подушечки пальцев на своей коже, как придавливает меня своим весом.

А я им насладиться не могу. Убийственная красота, сила и мощь огромного мужчины. Поражает его отчаянная нежность, граничащая с грубостью. Он пытается совладать со своим темпераментом, но с каждым мгновением сжимает все сильнее. А я смотрю, как бугрятся мышцы, на ощупь они как стальные канаты, поднимаю голову и припадаю к венке на его широкой шее, целую золотистую кожу.

Монгол каменеет, мышцы воина, пришедшего в полную боеготовность, кажется, звенят от натуги.

– Провоцируешь…

Шипит свирепым тигром, и я улыбаюсь. Я могу найти слабые точки в этой титановой броне.

Опять целует меня. Заставляет отпустить мысли. Пьянит.

Восхитительный аромат сандала витает в воздухе, и я опять прячу лицо в выемке плеча и делаю глубокий вдох, жмурюсь в желании запомнить, запечатлеть все, что происходит, в памяти.

– Что ты делаешь?

Задает вопрос и проводит носом по моему виску, а я отвечаю то, что думаю, не в силах контролировать себя:

– Ты пахнешь солнцем…

Улыбается на мгновение, а потом лицо каменеет, взгляд становится острым

– Теперь целиком моя… – на выдохе и я с силой впиваюсь пальцами в его плечи, раню, царапаю и выгибаюсь, когда чувствую наше единение. Запрокидываю голову, тело натягивается струной, а из глаз брызгают слезы.

Становится нечем дышать, боль проникает в ребра, мир взрывается вспышками алого перед глазами.

Пока я пытаюсь сделать вдох открытым ртом.

– Моя… – горячечный шепот и движения, которые вызывают упоение и просто уносят в небытие, заставляя ощутить наслаждение на грани потери сознания…

Измученная, засыпаю на его плече, чувствую, как прижимает меня к сильному телу и улыбаюсь, когда слышу ласковое:

– Моя Алаайа…

Монгол

Смотреть на нее больно.

Ласкать ее невероятно волнительно. Дышать нечем, воздух заканчивается. Она становится кислородом. Кто же думал, что чужая невеста станет всем.

Моя девочка, моя женщина. Смотрю в голубые глаза и понимаю, что исцеляюсь. Она. Эта непутевая неловкая девчонка становится всем. Сердце с остервенением бьется в груди, пока я раздеваю ее, миллиметр за миллиметром обнажая матовую кожу.

Рассматриваю женственное тело с мягкими линиями и в горле спазм. Я упиваюсь ею, разглядываю с жадностью, одичало, всеми силами пытаясь не спугнуть.

Провожу кончиками пальцев по нежной коже спины, замечаю россыпь мурашек, играю, как на инструменте, выверяя каждое нажатие на струны, и в ответ тихие всхлипы. Впервые. Приятно именно ласкать, трогать, открывать для себя Ярославу.

А в мозгу картинки одна бесстыднее другой и везде она. Только она. Желание. Одичалое. Лютое. Невыносимое. И огонь каленым железом по венам и прострел в мышцах от натуги и боли.

Тело как при схватке рвется в бой, но разум удерживает. Я хочу ее всю. Целиком.

– Алаайа…

Опять мое откровение. Мое обещание. Признание. Ее дыхание, сорванное, тяжелое, и капельки слез на кончиках ресничек.

Давно убитый во мне художник нарисовал бы ее сейчас. Вот такую открытую. И до безумия обворожительную.

Мое наваждение. Мое желание. Грешное. Порочное. Терпкое.

Смотрю в ее глаза. Пристально. Сжираю ее эмоции. Жадно. Дико.

Она заполняет собой все пустоты, проникает под кожу, в кровь. Целую ее хаотично, одичало, пью ее стон и опять заглядываю в глаза.

Я горю, сгораю дотла, и кажется, что благодаря ей что-то во мне возрождается. Та часть меня, которая стала прахом. Опять припадаю к влажным губам, она как живительная влага, которой так не хватало, и теперь, когда все долги прошлому отданы, я понимаю, что нашел свое будущее.

Одна маленькая ошибка, девушка в подвенечном платье…

– Я боюсь…

Ее шепот в самые губы и доверчивость рук, которые притягивают ближе.

– Я буду нежен, не гарантирую, но постараюсь, хотя бы вначале, – отвечаю и ловлю ее губы. Ноготки скребут кожу на моих плечах.

Глупая, не понимает, что моя. Принадлежит мне. По праву первой ночи. По древнему закону и традициям.

Целую острую ключицу, ощущаю, как хаотично бьется пульс, веду носом по коже, что нежнее шелка. Дразню и ощущаю, как она то сжимает пальчики, то расслабляется, еще не понимая себя.

Я улетаю от ее реакции, от сбитого дыхания, от того, как приоткрывает губы, как дышит часто и как закрывает глаза, как тело прогибается в позвоночнике. Все на инстинктах.