Навеки моя

– Как насчет этого блюда «мус-как-его-там»? Разочарованная, она наполнила его тарелку, поставила ее перед Бартоломью и снова села на свое место. Он понюхал воздух, пытаясь разобрать, какой именно запах исходил от столь аппетитного на вид блюда, и отправил в рот первую порцию. Эри ждала, губы ее были полуоткрыты, сквозь них был виден кончик розового языка, как будто она тоже пробовала свое произведение.

– Умм, – он облизал губы. – Восхитительно, нимфа.

– Вам, правда, понравилось? – она улыбнулась, забыв, что еще минуту назад разочарованно хмурилась.

– Все замечательно. Вы должны… – он хотел было сказать, что она должна научить Хестер готовить это блюдо, но поспешно закрыл рот, зная, что Хестер никогда не примет никаких кулинарных советов ни от кого столь молодого и красивого, как Эри. И правду говоря, он не хотел портить свои воспоминания об этом прекрасном времени, когда они только вдвоем, любым упоминанием Хестер.

Эри нахмурилась:

– Если бы была баранина, получилось бы куда лучше, но…

– Нет, нет, я не это собирался сказать. Я просто думал, что Причарду очень повезло.

Похоже, ложь устроила Эри, но свет в ее глазах померк. Обед возобновился, на этот раз в молчании. После десерта, на который были поданы яблочные оладьи, а Эри извинилась, что не смогла найти рецепт яблочного пирога, Бартоломью настоял, что он вымоет посуду.

– Это самое малое, чем я могу отблагодарить вас за такой изысканный обед, – сказал он. Пока Эри вытирала последние тарелки, он принес коробку, которую оставил на крыльце, и принялся открывать ее.

Вскоре всевозможные книги в разнообразных обложках: темно-красные, темно-зеленые, красно-коричневые и матово-черные – были разбросаны на волчьей шкуре перед камином. Эри, сидя на корточках, снимала их резиновые обложки и перебирала тома в кожаных переплетах с тиснеными заглавиями, глаза ее блестели от удовольствия.

– Вот она, – она показала Бартоломью тоненький томик. – Эмили Дикинсон. Помните? Я говорила вам о ней.

Бартоломью кивнул, но Эри уже перелистывала страницы и потому не видела его жеста. Он сидел на полу, опершись спиной о стул с изогнутой спинкой, вытянув перед собой длинные ноги.

– Эмили умерла старой девой, но кое-кто верит, что у нее когда-то был возлюбленный, – Эри посмотрела на него из-под ресниц таким застенчивым, почти кокетливым взглядом, что у Бартоломью ослабли колени. – Мне нравится так думать. В жизни каждой женщины должен быть возлюбленный, не правда ли?

– Совершенно верно, – пробормотал он, улыбаясь.

– Вот одно из моих любимых стихотворений, – с посерьезневшим лицом она прочитала:

Не убежать от смерти мне, Но он ведь защитит меня; Придет ко мне бессмертие На поводу его коня.

Она остановилась, чтобы взглянуть на него:

– Я могу читать и дальше, но все это не очень романтично, правда? Боюсь, что Эмили страдала меланхолией.

– Почему бы вам не найти что-нибудь более живое? А потом я бы прочел вам одно из моих любимых стихотворений.

– Хорошо, – Эри уселась поудобнее и принялась листать тонкую книжицу. Когда она нашла то, что искала, то понизила голос, чтобы придать ему, как она считала, чувственность:

Роза ласкала ее лепестком, грудь ее тихо вздымалась, Словно гуляка-ковбой под хмельком, Речь ее спотыкалась…

Взгляд Бартоломью автоматически опустился на аккуратную английскую блузку Эри, которая вздымалась и опускалась в ритме ее дыхания. Его пульс участился.

Что тебя гложет, девчушка моя,

Думал я денно и нощно,

Но встретил другую розочку я,

Была она столь непорочна!

Бартоломью наклонился ближе, сгорая от желания поцеловать ее раскрасневшиеся щеки и полные сочные губы, которые приковали к себе его взгляд.

… И алая щечка, пугливый сей взгляд,

И эта невинность святая

– Все то же, все то же, пятьсот раз подряд,

Как быстро все это растает!

Закончив читать, Эри подняла взор. У нее перехватило дыхание, когда она увидела пламя страсти в его темных глазах. Чувствуя неловкость, она закрыла книгу:

– Теперь ваша очередь.

– Очень хорошо, – он взял ее руку в свою и со значением посмотрел ей в глаза:

Моя возлюбленная заговорила, и сказала мне:

– Встань, любовь моя, мой единственный, и пойдем. Ведь зима уже позади, дождь прекратился и ушел; цветы распускаются на земле; пришла пора птицам петь, и пение горлицы уж слышно в наших краях .

Зачарованная глубоким гипнотическим резонансом его голоса, Эри следила за движениями его губ и хотела, чтобы они снова прижались к ее губам.