Навеки моя

… и виноградная лоза со спелыми нежными плодами пахнет так хорошо. Поднимись, моя любовь, моя единственная, и пойдем.

После секундной паузы она сказала:

– Как красиво! Кто написал это? Я никогда этого раньше не слышала.

– Собственно, это цитата из Ветхого Завета.

Мечтательное выражение ее лица и тепло ее взора разожгли угли желания, тлевшие глубоко внутри него. Безжалостно он заглушил внутренний голос, который неизменно, начиная с пяти лет, предупреждал его о несчастьях и опасности. Он отныне был неподвластен страху. Господь свидетель, он был неподвластен даже беспокойству и заботе. В невероятной глубине ее голубых глаз он увидел желание такое же сильное, как и его собственное, и только это имело значение.

Медленно он привлек ее к себе. Эри затаила дыхание, тело ее стало, как воск, – он мог лепить из нее все, что ему заблагорассудится. Он усадил ее себе на колени, повернул к себе и закрыл ей рот долгим нежным поцелуем.

Целуя ее, он прошептал:

– А вот еще:

О, как прекрасно ощущенье…

Кончиком языка он стал подбираться к ее ушку…

Момента страсти зарожденья, Поцеловал мочку…

Где сердца два слились в одно, Вернулся к ее рту…

И быть им вместе суждено.

Ее рот приоткрылся, и он наполнил его своим языком, похищая ее сладость, как истосковавшийся по любви пират-разбойник. Он запустил свои ласковые жадные пальцы ей в волосы, разбрасывая заколки. Когда медовая масса их рассыпалась, он принялся покрывать жгучими поцелуями ее щеку, поднимаясь к виску, и зарылся лицом в длинные локоны, вдыхая их аромат.

Эри стонала и извивалась, сгорая от желания снова почувствовать его губы, его поцелуи. Она наслаждалась ароматом его губ, со слабым привкусом кофе и орегана, гладкой твердостью их поверхности и мягкостью чуточку более шершавого языка, который вновь проник в ее рот; у нее зазвенело в ушах. Одной рукой она обняла его, чувствуя напряженные мышцы спины и бугор позвоночника. Другая рука легла ему на плечо, встретив твердые бугры бицепсов. Исходящая от него сила расслабляла и возбуждала ее.

Губы Бартоломью, теперь еще более горячие и требовательные, вновь встретились с ее губами, одна рука его поддерживала ее голову, а пальцы переплелись с ее волосами. Желание ворочалось в нем, огромное, как скалы на побережье Орегона. Он чувствовал, как подводная неумолимая сила затягивает его, притупляя чувства. Инстинктивно он вынырнул, чтобы вдохнуть воздух.

Губы Эри алели, как ягоды клюквы в октябре, и слегка налились кровью от страсти. Ее голубые глаза приобрели оттенок той глубокой синевы, какой имеет фиалка на берегу ручья. Она была так красива, что даже просто глядя на нее, Бартоломью чувствовал комок в горле. Ощущение ее тела в его руках только усиливало его возбуждение. То чувство, которое, он испытывал, обнимая ее, дарило ему даже больше блаженства, чем он надеялся. Но физически он был возбужден сверх всяких мыслимых пределов. Если бы какой-нибудь мужчина попробовал бы отобрать Эри у него в этот момент, ему пришлось бы защищать свою жизнь.

Она застонала и попыталась вновь притянуть его губы к своим. Он с радостью подчинился, стараясь не обращать внимания на разгневанные вопли своей совести.

«Ты прикасаешься к тому, что тебе не принадлежит».

В ответ он лишь ласкал ее талию, крутой изгиб ее бедра. В его сознании промелькнула радостная мысль о том, что она не надела корсет.

«Ты не должен домогаться ее».

Большой палец его руки скользнул под полушарие ее груди.

«Подумай о Причарде».

Он услышал ее судорожный вздох и положил ей руку на грудь.

«Подумай о Хестер».

Она застонала от удовольствия, и он едва сдержал себя. Когда он пощекотал пальцем ее сосок, она обезумела. Ее губы впились в его, ее язык буйствовал, и ее грудь приподнялась, еще крепче прижимаясь к его руке.

«Нарушивший супружескую верность да будет предан смерти».

Оторвав свои губы от ее, он наклонил голову и захватил сосок губами через ткань ее английской блузки. Он услышал, как она быстро, со свистом втянула воздух, и почувствовал, как ее тело пронзила дрожь. Одним скользящим движением он приподнял ее с колен и положил рядом с собой на волчьей шкуре, облегчив себе доступ к ее сокровищам. Лаская рукой одну грудь, он, покусывая, целовал другую прямо через ткань ее блузки и сорочки. Это, конечно, не приносило полного удовлетворения, и, тем не менее, ему не хотелось отпускать ее даже для того, чтобы она убрала этот барьер.

Увлажненная ткань терлась о ее ставшую сверхчувствительной плоть, даря Эри ощущения, о которых она даже не подозревала. В ней кипели желания, понять или удовлетворить которые она не могла. Они пугали и восхищали ее одновременно.