Трандуил отложил в сторону документы и помассировал виски. Уши заложило, кровь пульсировала под кожей, а ладони вспотели – лишенный своей магии, он испытывал набор всех неприятных ощущений, которые могли появиться у людей на борту авиалайнера. А жжение на обнажившейся щеке красноречиво и ярко напоминало о драконьем пламени. За многие тысячелетия он успел забыть, каково это – чувствовать себя настолько больным, слабым и беспомощным.
Покушения случались и раньше. Трандуил был к ним готов и не слишком их опасался. Защищающая его магия делала исход заранее известным, другое дело, что ситуация в этот раз была в корне отличной – впервые за многие тысячелетия король эльфов усомнился в верности. В верности того, кто был ему дорог, причем случилось это в момент самый неподходящий.
«Он сказал к семи», - повторил про себя Трандуил, направив взгляд в иллюминатор. И тут же попытался отбросить мысль, заместив ее другими, но она металась и не находила выхода, пока Трандуил, на протяжении веков избегавший думать об отношениях с Торином, наконец не сдался. Прикрыв глаза, он с горечью осознал, что не помнит момент, когда он начал терять в этих отношениях себя.
Череда встреч с Торином – яркие и живые впечатления, наполненные чувствами на грани любви и ненависти. Едкие обвиняющие слова, полные застаревшей обиды, ожесточенные схватки, перерастающие в дикую страсть, вдруг преобразующуюся в почти невероятную нежность, ревность, глухая злость. Все это было таким далеким от того, что эльфы называли любовью – по сути, противоположностью. И, однако же, этих отношений он желал, жаждал, как глоток воздуха, ждал. Держал Торина при себе, не давая продохнуть. Выдергивал из самых отдаленных точек земного шара, чтобы увидеть. Живя по принципу “Ненавидишь? Пусть. Не отпущу все равно”, он никогда не задумывался о том, что чувствует Торин на самом деле. Мог ли он ненавидеть его настолько, чтобы предать?
Трандуил неверяще потряс головой и снова закрыл глаза. «Торин не мог», - мысленно упорствовал он, но недоверие, закравшееся в душу, не давало покоя, и чем сильнее он подавлял в себе подобные мысли, тем чаще они его изводили, оставляя тянущее ощущение горечи и обманутых чувств. Фактически, они настолько выбили его из колеи, что даже после прибытия в Эрин Ласгален Трандуил еще долго не мог восстановить силы и чувствовал себя больным и бесконечно уставшим - от власти, от людей, от современного мира и бестолковых отношений. А вместе с тем нарастали раздражение, неудовольствие собой и окружающими и неконтролируемый гнев, взрывающий его неожиданно и некстати.
***
Торин занимался своими делами. По сути, он так завалил себя работой, что времени думать об эльфе просто не оставалось. И не хотелось. Потому что стоит дать себе волю, и мысли полезут изо всех щелей – о нем, о его сыне, о том, что сказал Леголас в последний раз, об отношениях, о своей собственной недалекости и глупости. Проще было зарыться в бумагах, погрязнуть в цифрах, вымотать себя в бесчисленных перелетах и утомительных заседаниях – так, чтобы не оставалось сил ни на одну мысль. Так и прошло несколько месяцев – впрочем, он их даже и не заметил, пока однажды, сидя в своем кабинете, не вынужден был принять неожиданного гостя.
Леголас молча расхаживал по кабинету, рассматривая дорогую тяжелую мебель, золотые кубки, висящие на стенах сертификаты и прочую дорогую и бессмысленную дребедень. Торин тоже не нарушал безмолвия, наблюдая за передвижениями сына Трандуила, но внутри начинал кипеть, ибо его ждали на заседании.
- Неплохо, - наконец безразлично уронил Леголас.
- Чего хотел? – Торин откинулся на спинку, закинув ноги на стол.
- Ты ничего не заметил? - Леголас остановился напротив, затолкав руки в карманы рыжих джинсов, отчего полы синего вельветового пиджака слегка задрались.
Торин просканировал его взглядом.
- Что, купил новые шмотки? – Он просто не мог не съехидничать. В отличие от Трандуила, при любых обстоятельствах предпочитающего дорогие деловые костюмы, Леголас носил дурацкие цветные штаны, полосатые или яркие рубашки, пижонские шарфики, высокие ботинки и вообще совмещал, на взгляд Торина, абсолютно несовместимое.
Леголас иронично поднял бровь и фыркнул, выразительно дав понять, что он думает о сарказме Торина. Потом спокойно сообщил:
- Отец не покидал Эрин Ласгален уже несколько месяцев.
- И что?
На лице эльфа мелькнула гримаса глухого недовольства, однако ответил он спокойно:
- Я переживаю за него.
- Переживаешь – так езжай и навести.
- Думаешь, я не пытался этого сделать? – Леголас вдруг взорвался, начав расхаживать из стороны в сторону. – Он меня не пускает! И глушит осанве, не желая никого ни видеть, ни…
Раздавшийся хохот прервал его излияния. Торин просто заходился от смеха, представив, что наложенные Трандуилом чары не могли преодолеть даже сами эльфы. Даже королевский сын! Смех оборвался только тогда, когда Торина вытащили из кресла, припечатав спиной к стене.