Навеки твой

Венке решительно отодвинула бокал.

– И вы еще всегда друг друга защищаете! И Юнас такой же. Когда ему рассказывали об изменах, он всегда говорил: трудно решить, кто прав, кто виноват – ведь здесь всегда две стороны. Две стороны! Я бы раньше никогда ни за что не поверила, что окажусь в таком же положении.

Глаза ее подернулись поволокой, и она как бы про себя произнесла: «Обманута».

Венке опять подлила в свой бокал и с удивлением посмотрела на мой.

– Ты не пьешь?

– Пью, но я за рулем.

– Конечно, – сказала она после долгой паузы, – я могла бы выбрать другого и выйти за него замуж, ведь были и другие.

На телевизионном экране интересный брюнет крепко держал за плечи блондинку и молча пристально вглядывался в ее лицо. Потом дверь отворилась, и вошел еще один мужчина. Лицо его выражало удивление, и он что-то воскликнул, но его возглас так и остался внутри телевизора.

– Но когда я встретила Юнаса… Тут уж не могло быть речи ни о ком другом. Наверное, так всегда бывает, если любишь, – слепнешь, глохнешь, теряешь обоняние. Любовь не может заглянуть на десять лет вперед. Она не видит дальше своего носа.

– Любовь – это кто? Та женщина в темных очках на фотографии? – спросил я.

Венке удивленно взглянула на меня.

– Что? – Она поднялась, не очень твердо держась на ногах. – Мы были так счастливы. Посмотри…

Венке подошла к книжным полкам и достала альбом. Вернувшись, она села рядом на подлокотник, волнующе близко. Положив раскрытый альбом мне на колени и слегка наклонившись вперед, она показала на темную страницу.

– Смотри!

Там было лето, и Венке Андресен со своим мужем стояли на светлом выцветшем пляже у ослепительно зеленого океана. На заднем плане виднелся отель, по-видимому совсем недавно покрашенный белой краской. Молодые и загорелые, с крепкими белыми зубами, они улыбались, как дети на аттракционах в парке.

– Тенерифе. Лето семидесятого, – сказала она. – Это было, когда мы уже ждали Роара. А вот это в сентябре, когда мы поехали в горы. Юнас получил недельный отпуск, а я уже была у врача и все знала. Мы были так счастливы.

Я посмотрел на фотографию. Не считая одежды и обстановки, это была точно такая же фотография, как и первая. Они в горах, справа позади низенькая каменная избушка. По-осеннему блеклые травы и ярко-синее небо над головой. Ветер развевает волосы Венке. Оба одеты в теплые свитеры и улыбаются, улыбаются.

Волосы у Венке тогда были светлее и длиннее, а у Юнаса густые полудлинные. На обеих фотографиях он был в темных солнечных очках. Лицо приятное, с крупными чертами. Он был широкоплеч и производил впечатление человека спортивного.

Венке листала дальше, мелькали новые фотографии. Она с Юнасом где-то на празднике; он обнял ее за плечи и улыбался в объектив, а непослушная прядь волос упала на лоб. Вот они танцуют и смеются. Потом Венке одна на Флеене – сфотографирована своим любимым мужем. Юнас в день 17 мая [9] перед украшенным флагом деревянным домиком где-то в горах: все та же улыбка, только волосы подстрижены покороче.

Она переворачивала страницы, ища фотографии Роара. Вот он, крошечный малыш на пеленальном столике, в кроватке. А здесь самостоятельно сидит на стуле, но еще не в состоянии фиксировать на чем-либо свой взгляд. Роар в саду с пышно цветущими фруктовыми деревьями и синими горами, виднеющимися вдалеке по другую сторону фьорда (скорее всего, Хардангерфьорда), он тянет руки к пожилой седой женщине и молодому человеку с темными волосами. Семейный снимок в том же саду: деревянная садовая мебель, выкрашенная в белый цвет, взрослые и дети разных возрастов выстроились, как на школьной фотографии, а Венке держит Роара на руках.

– Это дома, – сказала она.

Раздался звонок в дверь. Венке бросила взгляд на часы и посмотрела на меня.

– Открыть? – предложил я.

– Нет, я сама.

Я остался в гостиной с альбомом на коленях и прислушался. Из-за прикрытой двери ее слов было не разобрать. Я еще раз перелистал альбом, чтобы найти фотографии, сделанные «до Юнаса», когда Венке еще заплетала волосы в косички и лицо ее было полудетским и круглым. На одной из фотографий она влюбленно смотрела на молодого человека со светлыми, курчавыми, развевающимися от ветра волосами. На нем была белая расстегнутая у ворота рубашка, и от этого казалось, что ему жарко. Веселое лицо с открытой улыбкой, но фигура позволяла предположить, что с годами он располнеет. На другой фотографии Венке шла по проселочной дороге, держась за руки с худощавым темноволосым юношей, на голову выше ее. Он был в темном костюме и белой рубашке с галстуком. На Венке светлое цветастое платье с широкой юбкой. Она, смеясь, смотрела на того, кто снимал их, и что-то говорила ему.

Каждый из этих молодых людей был тем, кого Венке могла выбрать вместо Юнаса. Они, по-видимому, заслуживали большего, чем остаться лишь парой фотографий в старом альбоме, парой снимков забытой жизни.

Хлопнула входная дверь, и Венке прошла на кухню.

– Пустяки, – бросила она, вернувшись ко мне в гостиную.