Навеки твоя Эмбер. Том 2

Среди присутствующих у герцога было только два друга: Лодердейл и Эшли. Хотя остальные члены совета хотели поначалу провести расследование с достоинством и соблюдением декорума, намерение это вскоре было забыто. Возбужденные обвинители заговорили все разом, крича, перебивая и друг друга, и Букингема, Но герцог сдерживался, отвечая со смиренной вежливостью на все вопросы и обвинения. Единственный человек., к которому он не проявлял почтения, был его бывший друг Арлингтон, К нему он относился с открытой враждебностью.

Когда зашла речь об обвинении Букингема в попытке завоевать популярность, Букингем посмотрел барону прямо в глаза:

— Всякий человек, препровождаемый в тюрьму по приказу лорда-камергера и милорда Арлингтона, не может не получить поддержки народа и не стать популярным.

На обвинение в предательстве Букингем дал бойкий ответ:

— Я не отрицаю, джентльмены, что этот листок, бумаги — гороскоп. Я также не отрицаю, что вы получили его у доктора Хейдона, который его составил. Но я категорически отрицаю, что именно я заказал гороскоп и что он касается будущего его величества.

По комнате пронесся шумок. Что говорит этот мерзавец? Как он смеет тут стоять и лгать нам? Карл улыбнулся, но, когда герцог метнул на него быстрый взгляд, улыбка исчезла с лица короля и он снова стал серьезным и суровым.

— Не будет ли его светлость любезен разъяснить суду, кто заказал этот гороскоп? — саркастически осведомился Арлингтон. — Или это секрет его милости?

— Нет никакого секрета. Если мой ответ внесет ясность, джентльмены, в разбираемый вопрос, то я буду рад ответить. Моя сестра заказала гороскоп.

Казалось, эти слова поразили всех кроме короля, который лишь приподнял бровь и продолжал гладить собачку.

— Ваша сестра заказала гороскоп? — повторил Арлингтон с такой интонацией, которая ясно показывала, что он считает сказанное наглой ложью. Потом неожиданно: — И чей же это гороскоп?

Букингем поклонился:

— Это секрет моей сестры. Спросите ее. Мне она об этом не сообщила.

Его милость отправили обратно в Тауэр, где его посещало такое множество людей, будто он был новой актрисой или знаменитой куртизанкой. Карл сделал вид, что повторно изучает бумаги. Он согласился, что подпись на бумагах принадлежит Мэри Вилльерс. Этот факт вызвал бурный протест со стороны Арлингтона и Кларендона, ибо ни тот ни другой не желали отказываться от борьбы против герцога; они жаждали либо его гибели, либо, по крайней мере, крушения его карьеры и благосостояния. На этот раз он попался в капкан, как глупая куропатка, но если он увильнет от наказания и теперь, то им никогда больше не представится случая пригвоздить его.

Карл слушал их слова с обычной для него любезной улыбкой.

— Я очень хорошо знаю, лорд-камергер, — заявил он однажды, когда навещал старика в его комнатах в Уайтхолле, — что без труда могу обвинить его в измене. Но я также уверен, что человек принесет больше пользы, если у него цела голова. — Карл сидел в кресле возле постели, на которой лежал Кларендон, ибо подагра приковала его к кровати надолго.

— Да что вам от него проку, сир? Отпустить его на свободу, чтобы он снова устраивал заговоры? Ведь, не ровен час, заговор может оказаться удачным, и это будет стоить вам жизни!

Карл улыбнулся:

— Меня не особенно пугают заговоры Букингема. Он настолько болтлив, что не может навредить никому, кроме самого себя. Не успеет он и наполовину обдумать заговор, как непременно совершит ошибку, приняв в заговорщики не того человека.

Нет, милорд, его милость слишком уж старался втереться в доверие Палаты общин, несомненно, он имеет там свой интерес.

Я полагаю, в такой ситуации он будет мне полезен, а если его обезглавить — он станет героем-мучеником в глазах народа.

Кларендон рассердился и встревожился, хотя и пытался скрыть свои чувства. Он никак не мог примириться с привычкой короля решать дела самостоятельно, если вопрос его чем-то заинтересовал.

— Ваше величество, у вас слишком доброе и всепрощающее сердце. Если бы вы лично не любили его милость, то дело приняло бы иной оборот.

— Возможно, милорд, вы правы. Я слишком часто прощаю… — Он пожал плечами и встал, жестом показав, чтобы Кларендон продолжал лежать. — Но я так не думаю.

Глаза короля на мгновение остановились на лорде-камергере, и этот взгляд был серьезным. Наконец Карл слабо улыбнулся, кивнул и вышел из комнаты. Кларендон долго и встревоженно глядел ему вслед. Когда король ушел, он перевел взгляд на забинтованную ногу. Он знал, что король — его единственная защита против орды завистливых врагов, из которых Букингем был самым крикливым и влиятельным. Стоило Карлу лишить Кларендона своей поддержки — и через две недели лорда-камергера вышвырнули бы из дворца.

«Возможно, я слишком часто прощаю, но я так не думаю».