Навеки твоя (СИ)

— Эмиль. Ты ведь к нему убежала? Он тебе что-то сделал? — дикция стала совсем плохой. Я не отвечала и не двигалась, не зная, чего ждать от Андрея.

— Нет…

— Ласточка, — с облегчением выдохнул он, снова повернул к себе мою голову и неожиданно поцеловал. Губы были горячими, как от лихорадки. — Я б за тебя убил. Если бы он тебя тронул.

Джип свернул, мы углубились в незнакомый район — вокруг трущобы, полу заброшенный частный сектор, разрушенные дома и старые склады.

— Дружище, притормози… — сказал Андрей водителю. — И пойди погуляй.

Джип сбросил скорость, съехал на обочину и приткнулся за заброшенной стройкой с выщербленными от времени и непогоды кирпичными стенами среди группы тополей. Водитель выбрался наружу и отошел к деревьям.

Андрей откинулся на сиденье, закрыл глаза. Пальцы, сжатые повыше раны, побелели от хватки и начали дрожать.

— Дина, — сквозь зубы сказал он, так у него получилось четче. — Почему ты ушла?

Его ранило, а все, что волнует — почему я сбежала, бросив его в пустой квартире… Водитель через окно подал аптечку из багажника и трясущейся рукой я вцепилась Андрею в плечо.

— Давай помогу.

Он повернул ко мне голову, открыл мутноватые глаза.

— Не надо. Справлюсь. Я привык сам.

Я не слушала — конечно, он расскажет, как перевязывал себя на ходу, и все такое. Я просто расстегнула рубашку. Когда одна рука ранена, а второй приходится зажимать рану, это непросто сделать без помощи.

— Кошмар…

Левый бок был в темно-бордовых разводах. Пахло, как на скотобойне. Крови много, я даже не могла рассмотреть, где рана. Не зная, что делать, я начала суетиться: размотала бинт из аптечки.

— Убери руку.

— Дай сюда, — он забрал пучок из марли, выдохнул, содрал с плеча рубашку, открывая рану, вся задняя часть руки была в темной густой крови. Андрей с силой прижал бинт к ране, бледнея еще сильней. — Пустяки, как на собаке заживет, вот увидишь… Чего глаза большие?

Он через силу улыбнулся, чтобы меня подбодрить.

— Почему ты ушла? — вновь повторил он и я отвела глаза.

Вокруг умиротворенно серебрились тополя. В окно проникал ветер со вкусом природы и старой стройки. Андрей внимательно смотрел на меня, дышал с паузами, задерживая дыхание — для самоконтроля или утоления боли.

— Почему телефон оставила? Я проверил, тебе не звонили. Все бросила, а дневник забрала. В чем дело, Дина?

Я не знала, что ответить. После перестрелки пришла слабость, я привалилась к спинке кресла, чувствуя, как все дрожит внутри. Я ведь не столько из-за кольца ушла, сколько…

— Ты мне солгал.

— Я? Тебе? — он ждал объяснений.

— Ты догадывался, что в могиле не Эмиль. Мне сказали, ты узнавал про анализ ДНК ребенка, — я взглянула ему в глаза и тихо закончила. — Твоя помощь в расследовании была фарсом с самого начала.

— Поэтому ушла? — с облегчением спросил он. — Или ты видела кольцо?

Между нами на сиденье стояла автомобильная аптечка, я опустила глаза и начала перебирать перевязочный материал. Бинт Андрея почти насквозь пропитался кровью.

— Видела.

— Дина, посмотри на меня… Ну же. Пока не посмотришь, я ничего не скажу, — он все-таки вынудил меня и, поймав взгляд, веско сказал. — Я уже говорил, почему… Я люблю тебя, дурочка! Слышишь меня? Я тебя люблю!

Последнюю фразу он неразборчиво проорал, и я вздрогнула от откровенной силы в голосе.

— Он тебя бросил! Я смотреть не мог, как ты убиваешься на кладбище! Я боялся тебя потерять… — он осекся, качая головой. — До сих пор боюсь. Если бы я не солгал, у нас бы ничего не было. Я приму тебя с ребенком. Я готов вас защищать, в том числе от него. Ты понимаешь, что я говорю? Дина?

Закусив губу, я оторвала бинт, и, скомкав, приложила к ране. Предыдущий пропитался кровью. Андрей не замечал, что она уже течет по пальцам. Он взглянул на плечо, как я вожусь с ним, глаза подернулись дымкой.

— У тебя руки нежные.

— Врешь, — тихо сказала я, давила сильно — ему должно быть больно.

Он взглянул мне в глаза, открыв рот, но ничего не сказал. На дне темных глаз была страшная маята, словно каждый день он терпит пытку, какая-то растерянность в них была. Не только из-за меня — вообще от жизни. Может быть, в этом глубоком голодном взгляде, который даже не просит отозваться, виновато ранение, а не я.

Он боится, что я уйду к Эмилю.

А я не знаю, что чувствую. Я люблю мужа — люблю, и ничего не способна с этим поделать. Это чувство — оно как будто часть меня, так глубоко въелось, что удалить его можно только вместе с сердцем. Но Андрей мне теперь небезразличен.

Я быстро опустила взгляд.

Быстрее, чем поняла, почему не хочу, чтобы он смотрел мне в глаза. Вдруг он поймет — прямо в них прочитает — что я чувствую и как глубоко себя этим закопала. Близость не проходит бесследно. Женщины привязываются к тем, с кем спят. И я точно не хочу, чтобы кто-то из них погиб.

— Когда ты ушла, я думал, что-то не то сделал. Постоянно мысли гонял, в чем неправ, чем испугал. Думал, что вышла, а тебя похитили. Весь город объездил… А потом передали, что твой муж в розыске, я сразу все и понял — что ты с ним была.

Только не спрашивай, что у нас было. Прошу, пусть он не спросит!