Я пошла. А стыдно мне стало примерно пятью минутами позже, когда я, минуя вечно распахнутую дверь бухгалтерии и парочку болтающих уборщиц, проскакала по лестнице на третий начальственный и вечно тихий этаж… Вот он, мой наглядный позор на стене: три статейки про праздники в декабре, упражнения для глаз (специально для Сидора Матвеевича) и моя личная кривая иллюстрация-схема «Ваши действия при сработавшей пожарной сигнализации». Я нещадно сорвала жесткий ватман, и быстро скрутив его, развернулась:
- Матерь всех бобров!
- Кто? – изумился Андрей Максимович в каких-то сантиметрах от моей испуганной физиономии.
- Да тут одна есть. Водится.
Вот! Вот тогда я и пошла этими бурыми стыдливыми пятнами.
- А со стены вы что сняли, Ульяна Дмитриевна? Я еще не изучил все особенности эвакуации при пожаре, а вы уже…
- Схемы есть на каждом из трех этажей. И мне снова пора.
- Бегите, – толи вздох мне в спину, толи насмешливый хмык его я все же расслышала.
И не надо было снова оглядываться! Ну подумаешь, вновь взглядом буравит. У него невеста есть. А ты дура, Ульяна. «Матерь всех дураков»!
Однако, полную глубину своей «дурости» я постигла чуть позже, и уже будучи дома…
Глава 5
П
ельмени надо стряпать с душой. Понятие это у троицы моих бабушек означает: сбор сплетен, галерею из милых воспоминаний и глинтвейн с валокордином. В последние два года, правда без валокордина, потому что напиток я готовлю на соке. Да, ответственная за глинтвейн теперь я. А во всем остальном – на скромном подхвате.И ни одну из этой троицы не волнует вопрос: кто ж приготовленные пельмени будет потом поглощать? Традиция у нас! Она процветает еще с тех времен, когда семьи были гораздо моложе и больше. Хотя… год назад произошел вопиющий случай – я забыла закрыть на лоджии, где замораживались пельмени, окно. На ночь. Ну и утром тоже не вспомнила. И городские голуби (которые не в курсе, что они «птицы-не хищники») склевали и обтоптали треть армии наших первосортных пельменей. Бабушка, выглянувшая из-за моего плеча через порог лоджии, тогда всего секунду молчала. А потом хмыкнула рассудительно: «Все равно нам столько их не съесть». И ушла… «Уля! Ты окно-то закрой все-таки!»
Сегодня под россыпи муки, стук скалки и бряканье ложек пельменная традиция блистала в полную свою мощь:
- Ульяночка?
- Что, Клара Игнатьевна?
- А меня очень заинтриговал этот спектакль. Как его?..
- Почти эротика, - стукнула в очередной раз скалкой моя бабушка, на что ее археологическая подруга усмехнулась, разглядывая полуготовый пельмень:
- Ну, для кого-то эротика… а для некоторых уже «история средних веков».
- Ульяночка?!
- Что, бабушка?
- А ты помнишь, как Клара Игнатьевна величала своего последнего, третьего мужа?
Вот как не хочется влезать в эти их патриархальные байки!
- А я помню! – помахала ложкой, и хорошо, что без фарша Екатерина Марковна. – Она всегда звала его «дорогой».
- А почему, а? – пылко воскликнула моя бабушка, вскинув вверх скалку. – Да потому что имя его она забыла сразу же после сочетания!
- Аха-ха-ха-ха-хаха! – в три звонких голоса на всю нашу квартиру.
И так целый вечер, посвященный чтоб ее, пельменной традиции. Пока оная, вдруг, не приобрела совершенно иной окрас:
- А вот наш новый директор, я вам скажу… Ульяна?
- Екатерина Марковна, – развернулась я от кастрюли с глинтвейном. - мне двадцать два года, и я никуда не уйду!
- Да что ты?
- Ну и, «новый директор»?
- Мариша, он чистая эротика и есть!
У меня рот самопроизвольно открылся и тут же захлопнулся. Лишь изумленное мычание вылетело. А самый авторитетный на «Сибирском моторе» специалист хитро так улыбнулся:
- Привлекательный, умный и чувствуется эта самая их порода.
- Ульяна, - теперь другой конец бабушкиной скалки указующим перстом направился в меня. – А почему я про эту «породу» не знаю?
Да потому что я увольняюсь! Очень скоро!.. Скорей всего.
- Разбирайтесь сами, бабушки! – едва я не плюнула в эту кастрюлю. – Я в мужских породах не смыслю.
Мне б просто на фигуру его еще раз… и чтоб она из воды.
- Горский Андрей. По отчеству Максимович, - продолжила гнуть свою линию Екатерина Марковна. – Происхождение польское наверняка. Шляхтичи в предках. Мариш, там ведь роды цеплялись все за географию. Тебе ли не знать?
- А-а, погоди!
Ох, если б я знала, чем закончится это бабушкино «А, погоди!». Но, было уже поздно. Со своей сольной партией вступила из уголка Клара Игнатьевна:
- Ульяша, плескани-ка мне твоего скучного зелья.
- Вам в какую кружку?
- Побольше.
Нет. Не с этой. Отринем прозу жизни от трагичности момента! Еще раз: