Наветренная дорога

— Ja voy^[90], — сказал я и принялся собирать разнообразное имущество, которое нужно взять с собой, когда идешь метить черепах. Быстро проверил все вещи: прикрепляемый к голове электрофонарь, фотоаппарат, штатив, фоторефлектор, запасные лампы, черно-белую и цветную пленки, пластинки для метки черепах, проволоку, бурав, кусачки, плоскогубцы, стальную рулетку, записную книжку и карандаши. К этому добавил свернутый пластикатовый плащ и несколько мешков для коллекций — все это рассовал по карманам рюкзака и спустился вниз по лестнице. Чепе встретил меня у ворот изгороди. Сейчас он мало напоминал облитого потом индейца с двумя связками бананов на голых плечах, которого я нанял себе в помощь. В этот вечер он был одет в пару синих саржевых брюк, в длинную со складками рубашку, сшитую никарагуанским портным на манер кубинской guayabera^[91], слишком просторную для Чепе, но зато накрахмаленную и ослепительно белую. На нем были новые, прямо из магазина, тяжелые, двухцветные ботинки, скрипучая подделка какой-то заграничной модели, но сделанная из жесткой, дубленной мангром бычьей кожи. Волосы Чепе были так напомажены, что походили на гладкое черное стекло. Позади на поясе висел нож-мачете. Все это не внушило доверия, и я посмотрел на моего спутника с опаской.

— Нам придется далеко идти, — сказал я. — И придется тяжело работать.

— Что ж, все будет в порядке, — ответил Чепе. — Мы будем работать.

— Тогда скажите, к чему это щегольство? Для чего вы так нарядились? Мы отправляемся на берег, и я не могу понять, зачем нужно ходить этаким франтом по песку.

— Потому что сегодня субботний вечер, — сказал Чепе таким тоном, словно я забыл об этом. — Я каждый субботний вечер надеваю хороший костюм. Es que es costumbre^[92].

Когда здесь начинают фразу с es que, то лучше уступить. Смысл заключается в том, что вы здесь чужеземец и что некоторые тонкости обычаев страны неминуемо от вас ускользают, а они должны оставаться такими, какими были до сих пор. Я это хорошо знал и не стал спорить с Чепе по поводу костюма.

— Ладно, в таком случае все в порядке, — сказал я. — Пошли!

Я отдал Чепе рюкзак, и он надел лямки поверх своей великолепной рубашки. Мы пошли навстречу прибою по спускающейся вниз чистой и хорошо вытоптанной тропе, пересекли напоминавшую площадь вырубку, возле которой стояли хижины индейцев москито.

Большинство домов были наглухо закрыты, и в них царила удивительная тишина, лишь сквозь тростниковые стены слышалось чье-то бормотание или плач ребенка. Только в одной плетеной постройке, значительно большей, чем остальные, и стоявшей ближе к берегу, ясно ощущались признаки жизни. Как и в остальных строениях, окна и двери в ней были наглухо закрыты, но сквозь щели просачивался яркий свет, доносился людской говор, а гитары и барабаны пытались заглушить друг друга.

Чепе резко повернул голову в сторону постройки.

— Вот где собрались все москито! Но они еще не навеселе. Mas tarde, si^[93].

Можно было расслышать звуки струн и барабанов, ухватить какой-то стройный и неожиданно исчезавший мотив. Глухие удары, гул и дробь барабанов как бы намечали рисунок мелодии и вновь его стирали; гитары бряцали и нестройно звенели, люди начинали напевать одним голосом, без слов, притоптывать ногами и заполнять паузы полупевучими фразами или отрывистыми фальцетными выкриками. Потом мы услышали молодой сильный голос, и вскоре весь небольшой дом зазвучал, как орган.

Плотно закрытые двери, приглушенная музыка и смутные, просвечивающиеся сквозь щели дома полосы света — все это так характерно для такого «веселья». Я вспомнил, как в годы, когда я был еще мальчишкой и жил на побережье штата Джорджия, негры запирались субботними вечерами в ветхих хижинах и робко тешили себя игрой на таких же гитарах и барабанах.

Мне хотелось остановиться, посидеть в тени и послушать, но позднее время не позволяло, к тому же Чепе решительно торопился уйти отсюда, и я медленно побрел за ним, прислушиваясь к замирающему волшебству музыки.

Позади дома, где веселились люди, хижины располагались в беспорядке вдоль тропы, проложенной через прибрежный кустарник. Эта была основная дорога, ведущая к югу от Парисмины, она шла среди низких дюн и проложена была здесь потому, что сыпучий песок дает лучшую опору для ноги, чем расползающийся прибрежный грунт. Этой тропой мы дошли до края деревни и очутились на расчищенном от кустарника пастбище, где из тощей травы на песок выбегали тысяченожки. У ближнего края пастбища стояла привязанная к столбу белая лошадь, которая пощипывала чахлую траву.

Лошадь была одноухой, худой, измученной и более высокой, чем кони местной породы. Несомненно, она совсем недавно появилась в деревне, так как в день моего приезда я безрезультатно обежал все вокруг в поисках bestia^[94], на котором мог бы совершать поездки по берегу. Такая лошадь вполне подходила мне.

— He могу ли я нанять эту лошадь? — сказал я. — Где может быть ее dueño^[95]?