— Сегодняшний мир — жестокий, несправедливый и уродливый. Человеческая жизнь ничего не стоит. Рабство, разбои, убийства, насилие на каждом шагу. Всеобщая деградация. И это только в людском сообществе. Об остальном и говорить страшно. Колдуны любой масти. Нечисть. Нежить. Ходячие мертвецы. Потусторонний мир, монстры, которые оставляют в покое только зимой, а кое-где не дают продохнуть и круглогодично. Израненная и осквернённая планета, перемешанные без всякой логики огрызки городов, сёл и дорог. И только наше мирное, спокойное и трудолюбивое поселение — островок стабильности, последнее пристанище цивилизации, дом для тех, кто хочет в безопасности растить детей или доживать собственную старость. Но есть те, кто готов расшатывать обстановку из-за собственных эгоистичных желаний или по глупости. Вы знаете, вы для меня все — родные дети. Все. И каждую вашу ошибку я воспринимаю с болью в сердце.
Олег Дмитриевич скомкал бумажку, засунул обратно в карман, и продолжил своими словами:
— Я, значит, жопу рву для всех вас. А вы иногда, как скоты. Хорошо хоть, по тупости, а не специально. Так что просто выбью дурь, без членовредительства. Синяки заживут, а наука в голове — останется. Где кнут?
Кондрат подскочил, подал. Олег примерился, покрутил запястьем, проверил, удобно ли. Кивнул Лизе:
— Возьми спирт, протри ему спину. Не хватало ещё, чтобы раны потом загноились.
«Почему я?!»
Но спорить девушка не стала. Подошла к столбу, трясущимися руками взяла бутылочку со спиртом, чистую тряпочку, смочила и принялась протирать спину Антона. Жена его всхлипнула, мать закрыла лицо руками, горестно покачала головой.
— Уйди, — обронил отчим и, едва Петрович сделала два шага назад, размахнулся.
Кнут со свистом рассёк воздух. Антон вскрикнул, на покрасневшей от мороза и обработки спиртом спине появилась алая узкая полоса. Маленькие дети расплакались.
Лицо Олега Дмитриевича было непроницаемо. Он не улыбался, не старался сделать как можно больнее, но при этом рука его была твёрдой, а удары — мощные, так что было непонятно — нравится ему причинять страдания, или он считает их неизбежным и полезным злом.
Лиза расфокусировала взгляд так, чтобы окружающий мир поплыл, утратил чёткость и раздвоился. Отвернуться она не посмела, но и наблюдать за мучениями в подробностях Антона было выше её сил. Большинство взрослых на переднем крае тоже старались не смотреть. Кто-то прикрыл глаза, кто-то опустил голову, некоторые, как Лиза, глядели прямо перед собой, но
И только несколько охранников хмыкали при каждом ударе и разве что не улыбались. Кондрат в число таких не входил, но он внимательно разглядывал выражения лиц жителей фермы. Судя по всему, всеобщая покорность его устраивала полностью.
После двадцати ударов Олег остановился, бросил кнут на утоптанный, забрызганный кровью снег:
Обработайте. Наложите стерильные повязки и мазь. Лиза… хотя нет, у тебя руки из жопы. Айгуль, займись.
— Отец, можно я сама? — слёзно попросила Антонова жена. — Я и швы могу наложить…
Олег Дмитриевич подошёл, ласково потрепал женщину по щеке и сказал, обращаясь к пасынку, который, обессиленный и окровавленный, но в сознании, всё ещё висел на столбе.
— Всё-таки ты недоразвитый. Такая баба досталась, любит тебя. Молодая, красивая, плодовитая. Сам бы женился, — на этих словах женщина побледнела, даже посерела, но головы не отдёрнула, а Олег ничего такого не заметил. — А ты не ценишь, всё по краю ходишь. Запомни, Антон. Ещё один косяк, выгоню, не посмотрю, что ты мой первенец. Не кровный. Естественно, без матери, детей и Дарьи выгоню. Хорошо, Даша, бери спину мужика в свои руки.
Он кивнул охранникам:
— Заведите его домой. Медицину тоже занесите. Жена позаботится. Больничный на… на три дня даю. Через три дня чтобы, как огурец был. Все свободны, — отчим уставился на Лизу. — Хорошая куртка, что-то я такой не припомню. И рюкзак. Набитый, я смотрю. Хороший улов от курьерской службы? Жду у себя. Немедленно.
Он круто развернулся на пятках и ушёл. Лиза растерянно поискала глазами мать. Та нашлась с другой стороны толпы — улыбалась и махала рукой.
— Привет, Лизонька. Всё хорошо было в дороге?
Словно и не наблюдали только что безобразную, унижающую и жертву, и зрителей, порку. Едва отчим скрылся из поля зрения, Лиза вспомнила, что маму нужно расспросить, и жёстко.
— Нормально. Было кое-что, надо поговорить…
— Нет-нет, потом. Поторопись. Не надо Олега злить, — беспокойно сказала мама и развернулась, но Лиза схватила её за руку.
— Жди меня дома, хорошо? Никуда не уходи.
— Конечно, доченька.
— Мам… А что Антон натворил?
— Давай потом? Тебе спешить надо.
— Ты в двух словах.
Мать нервно посмотрела на дорогу, ведущую к дому отчима, но всё же ответила: