- Вот видите! Значит, не подорожает. К чему тогда этот шик? А это уж совсем семейное дело. - Анна Григорьевна перешла на шепот. - Но вам я скажу, у вас глаза честные. Как он всегда воюет с дедом из-за того, что тот половину своей пенсии на сигары тратит! Это ведь правда блажь! У деда большая пенсия - сто двадцать рублей. Мог бы помочь Игнатию с кооперативом...
"Ну и семейка! - подумал Корнилов, когда Анна Григорьевна затворила за ним дверь и на лестнице, как и в прошлый раз, гулко лязгнул наброшенный на петлю крюк запора. - Как только они уживаются под одной крышей? Попробуй разберись, где ложь, а где правда".
Игорь Васильевич торопился и в подъезде чуть не сшиб с ног молодую женщину. Извинившись, он посторонился и придержал дверь. Пропуская ее в дом, он успел заметить, что глаза у женщины заплаканные.
На улице порывистый ветер пытался сорвать у него с головы шляпу. Растрепанные облака стремительно неслись по небу, приоткрывая иногда на момент полоску яркой холодной сини и выпуская на волю бледный трепетный лучик осеннего солнца. Лучик пересекал мостовую и, тускло блеснув в лужах, снова исчезал.
- Товарищ! - услышал Корнилов за спиной женский голос.
Игорь Васильевич оглянулся. Женщина, с которой он только что столкнулся в подъезде, догоняла его.
- Товарищ! Мне нужно поговорить с вами. - Она остановилась, слегка запыхавшись, и глядела на Корнилова решительно и даже с вызовом. Но подполковник заметил, что ее руки, сцепленные на груди, нервно сжимают платочек.
Он ласково улыбнулся, зная, чего стоит эти вызов и решительность, готовые через секунду обернуться слезами.
- Что случилось?
- Мне нужно поговорить с вами, - повторила женщина. Ей было лет двадцать пять, не больше. Полное, милое лицо, большие испуганные голубые глаза.
- Вы ведь из милиции? Мне дед сказал.
- Какой еще дед? - спросил Игорь Васильевич, уже догадываясь.
- Казаков. Дедушка Игнатия.
- Там, на проспекте, у меня машина, - не замедляя шага, сказал подполковник, - поговорим в дороге.
Она чуть ли не вприпрыжку семенила за Корниловым, гулка цокая каблуками по плитам тротуара.
В машине она растерянно посмотрела на шофера.
- Рассказывайте. Это наш сотрудник. И назовите себя. Не люблю беседовать с незнакомыми.
- Документы не надо предъявлять? - с вызовом бросила женщина и, смутившись, покраснела.
- Алексей, поехали, - попросил Корнилов шофера.
- Я преподаю вместе с Игнатием Казаковым. Он черчение, а я литературу. Ах да, все-таки надо представиться. Наталья Сергеевна Истомина...
"Симпатичная женщина, - подумал Корнилов. - Какие глаза хорошие. Добрые".
- А вы правда из милиции? - вдруг насторожилась она. - Товарищ Корнилов?
Игорь Васильевич кивнул.
- Я с Игнатием знакома очень давно. Мы еще в школе вместе учились. Должны были пожениться. Этой осенью. - Она неожиданно всхлипнула, но справилась с собой. - С Игнатием случилась беда. Мы с дедом в этом уверены.
- Вы знаете, что дед говорит и стал лучше слышать?
- Знаю. Это все знают.
- Как это все? - удивился Корнилов. - Он же скрывает от внука и от дочери.
Наталья Сергеевна досадливо махнула рукой:
- Старик скрывает, а они давно обо всем догадались, только виду не подают.
- Что за чертовщина? Зачем это им надо?
- Так проще... Они считают, что так проще, - поправилась Истомина и болезненно сморщилась. - Ой, да не в этом дело! Вы понимаете, понимаете... - Что-то мешало ей говорить. - Мы с дедом думаем, что Игнатий замешан в ограблении кассира, - наконец выпалила она. - Это ужасно. Вы не подумайте, что он способен ударить ножом и ограбить. Но он замешан в этом деле. Я чувствую... - Она заплакала, судорожно сцепив тонкие пальцы, не стесняясь ни Корнилова, ни шофера.
Наконец она справилась с собой и только тихонько всхлипывала.
- Мне старший Казаков говорил о своих подозрениях. О том, что внук пришел домой сразу после ограбления, что был очень взволнован... Но ведь этого мало, чтобы подозревать человека. Особенно человека, с которым долго знаком.
- Вот-вот. - Она горестно покивала головой. - Я его очень давно знаю, а таким никогда не видела...
- А вы, Наталья Сергеевна, говорили с Игнатием? Напрямую?
- Говорила. - Голос Истоминой был полон горечи. - Я ему прямо сказала о своих подозрениях. Сами понимаете, что деда здесь нечего впутывать.
- Ну а он?
- Кричал, что это не мое дело, что я мешаю ему жить! Дошел до того, что грозился повеситься, если не перестану приставать. - Она снова всхлипнула. - А потом разревелся, как баба, и просил прощения. "Как тебе в голову могла прийти эта чертовщина!"
- Ну а действительно, как? - не унимался Игорь Васильевич. - Ведь того, что вы мне рассказали, совсем недостаточно... Слишком тяжелое обвинение.
- Это не сейчас началось. Почти год назад. В ноябрьские праздники мы заказали столик в "Бригантине". Несколько преподавателей. Танцевали, веселились. А потом к нашему столику подсел один старый приятель Игнатия. Они когда-то жили в одном доме. Виктор. Я фамилию его не знаю. Игнатий его Виктором называл. Это, наверное, неинтересно?
- Мне все интересно, - сказал Корнилов. - Такая служба.