Друзья Навои, проводив его в путь, еще долго гуляли по саду и мирно, задушевно, без споров беседовали. Только заядлые шахматисты во главе с Мир Муртазом, разостлав на солнце коврик, сидели за игрой. Султанмурад, боясь увлечься шахматами и заставить ждать студентов, незаметно ушел из сада. Он направился в медресе Шахруха: там его ожидали четырнадцать постоянных учеников в возрасте от шестнадцати до тридцати лет. Разделив их по уровню знаний, Султанмурад до полудня преподавал им духовные и светские науки. Потом он удалился в свою комнату, сел на мягкий коврик среди книг и принялся размышлять о природе и происхождении человеческого знания. Накануне Султанмурад вел об этом оживленную беседу с Навои. Он продумал соображения, высказанные поэтом, сопоставил их с взглядами древних философов. В книге, которую он собирался написать, Султанмурад решил как можно шире осветить эти вопросы.
Заедая урюковые косточки хлебом, посыпанным кунжутом, юноша мысленно спорил с невидимым противником. Вошел Зейн-ад-дин. Султанмурад, который в последнее время редко видел своего друга и очень по нему соскучился, радостно обнял Зейн-ад-дина и усадил его рядом с собой.
Зейн-ад-дин посвятил себя каллиграфии, музыке и шахматам. Во всех этих областях его уже причисляли к выдающимся знатокам. К тому же он приобрел большое искусство в резьбе по камню и в писании надписей. Несмотря на такое множество занятий. Зейн-ад-дин находил время для забав и всевозможных проказ и производил впечатление бездельника.
После первых дружеских шуток и взаимных сетований молодые люди принялись весело болтать. Зейн-ад-дин посмотрел на обросшего бородой ученого и покачал головой.
— У тебя в сердце пылает любовь. Болезнь любви чем старее, тем острее.
— Ты заблуждаешься, — грустно сказал Султанмурад, — я могу преодолеть болезнь любви.
— Но скрыть ее невозможно. Когда господин Навои летом читал главу из «Фархада и Ширин», мы тоже присутствовали. Мне вспоминаются такие стихи:
— Неувядаемые цветы тюркской поэзии, — вздохнул Султанмурад.
— Не грусти, друг, мы найдем ключи твоего счастья, — смеясь, сказал Зейн-ад-дин. — Если желаешь, я сведу тебя в сад любви.
— Ты всемогущ, друг мой, — насмешливо улыбнулся Султанмурад.
— Слушай же! — рассердился Зейн-ад-дин. — Дильдор состоит простой служанкой у Хадичи-бегим. Завязать знакомство с дворцовыми девушками нетрудно.
— Что ты говоришь! — дрожащим голосом вскричал Султанмурад, побледнев.
— У меня есть приятель, большой озорник. Ему почему-то захотелось познакомиться с девушками из дворца. В Герате существует одна любопытная старуха гадалка. Хадича-бегим ее очень почитает. Эта старуха, кроме гаданья, еще кое-что умеет делать. Например, говорит на два голоса, через ноздри и даже через уши. Так вот, с помощью этой старухи он сумел познакомиться с одной из девушек. Раньше они беседовали письменно, Теперь изредка встречаются на несколько минут. Вчера я узнал через них о судьбе Дильдор. Ну, что скажешь? Если хочешь, мы возьмемся за гадалку. Не получится разговор — откроешь Дильдор свою любовь в письме. Можно будет повидаться… Потом примешь другие меры.
Султанмурад прижал дрожащие руки к вискам; лицо его исказилось от волнения. Вдруг он резко покачал головой.
— А как же Арсланкул? Как могу я растоптать счастье бедного влюбленного? Могу ли я вонзить кинжал в рану его сердца, которое живет только страданиями любви!
— Разве Арсланкул все еще здесь? — растерянно спросил Зейн-ад-дин.
Султанмурад вытер слезы и сказал, грустно покачивая головой:
— Он здесь, бедный влюбленный.
Глава семнадцатая
На берегу Инджиля не слышно былого шума и движения: постройки в основном завершены. Медресе, ханаки, больницы, бани возносят к небу свои великолепные порталы и купола. Теперь здесь работают сотни живописцев, каменщиков, столяров. Прилежно трудясь над внешней и внутренней отделкой зданий, они раскрывают еще неведомые миру тайны своего искусства. Сотни знаменитых садовников разбивают вокруг каждой постройки прекрасные сады.