Навсегда

Странные происходят перемены в людях: с возрастом хочется скрыть то, что ты думаешь, что хочешь сделать, идет постоянная игра – кто кого, и в выигрыше “дипломаты”, скрывающие свои намерения. И не от того ли пропадает приятность общения, что всем что-то нужно. Хорошо это или плохо, зависит от взгляда. Если принять условие, что активность стимулируется интересом, то все хорошо, но при условии, что все это случается в среде таких же заинтересованных, и ничего не получается, когда интересы разных сторон не совпадают. Да, эти тонкости знал Владимир и всегда был начеку, чтобы кто-нибудь из конкурентов не обыграл.

Эти качества как партнера ценил в нем Федор, и особенно после всего, что сделал для их предприятия в его отсутствие Владимир. И сейчас все эти мысли пронеслись в голове Федора, и он почувствовал радость, что у него есть друг. Так ему хотелось, и он так и считал, что в данный момент никто, кроме Владимира, его не понимает лучше. Главным в теперешних отношениях Федора с людьми была искренность, и, несмотря ни на какие предательства в прошлом, он это понимал как единственно его устраивающий закон жизни. На самом деле то, что он называл искренностью, было порядочностью.

– Я тебе позвоню, – сказал Федор и вышел вместе с Ниной. Они сели в его машину и через минуту исчезли в тени парка.

Владимир с некоторым сожалением смотрел им вслед, завидуя всему тому, что происходило на его глазах. Он вспомнил себя молодым, помнил таинственность и непосредственность юности и думал о скоротечности жизни.

9.

Дела на предприятии Федора шли в гору. Он не мог предполагать, что все так изменится для него, он не верил еще до конца, что ему дадут спокойно работать и не будут доставать бесконечными проверками. Он заехал в прокуратуру к следователю, который занимался его делом. Перед ним сидел молодой человек приятной наружности и очень доброжелательно беседовал по прошлому обвинению. Оказалось, что последние данные по его предприятию, а они были получены буквально накануне возвращения Федора, не вызывали никаких подозрений. Пока оставалась небольшая сумма, не отраженная в проверенных документах и фигурирующая на счету в одном иностранном банке, но было не доказано, что именно Федору принадлежат эти деньги, так как счет был открыт фирмой, исчезнувшей так же быстро, как и появившейся, но среди лиц этой фирмы имени Федора не обнаружили. Все это сообщил Федору следователь и попросил пропуск. Федор был таким поворотом, мало сказать, обрадован – он был в недоумении, кто за него хлопотал – Герман Моисеевич или кто-то другой. Он не знал, что после его отъезда Виктория все сделала, чтобы помочь ему в той ситуации, и сейчас, сидя перед следователем, он подумал о ней: “Она могла. Но почему? Ведь мы так странно расстались. И как это узнать?” Он протянул пропуск следователю, и тот, возвращая его Федору, сказал:

– Мы вас побеспокоим, если потребуется. Вы свободны.

Молодой следователь явно симпатизировал этому приятному мужчине, но он знал, что не все так просто, как он изображал, что в деле Федора есть слабые места, но, пока нет распоряжений, никто этим не будет заниматься. Перед встречей с Федором следователя вызвал к себе прокурор и обо всем поговорил открыто. Он прямо сказал, что Федор Иванович человек солидный, и за него хлопотали там – он показал глазами наверх, и это означало, что это человек сейчас неприкосновенный, так как никаких серьезных претензий к нему нет.

Когда Федор вышел на улицу, его не покидало ощущение, что совершилось чудо, он думал, что все будет гораздо хуже. Он вспомнил, как он метался, словно затравленный зверь, как таился, боясь, что его арестуют, а все оказалось пустой тратой сил, когда его вот так просто отпустили. Он вздохнул полной грудью, и тут же пришла мысль, а что, если… Он представил себе, что его деньги обнаруживаются, и он не понимал, как это получилось, что не вышли на него. Ему это показалось фантастикой, и он про себя повторял: “Боже, благодарю тебя…” – и непроизвольно он себе говорил: “Чтобы я еще когда-нибудь…” И, как всегда с ним случалось в самые ответственные моменты, он подумал: “Неужели Навсегда меня оставили в покое?”. И он понял, что это “Навсегда” было каким-то неокончательным, а каким-то промежуточным, как будто это Навсегда открывало новую страницу и закрывало старую, было как знак препинания в теперешней его жизни, подходившей к своему акме, и будет ли это Навсегда его охранять или это очередной фантом, который одним росчерком пера опрокинет однажды все его жизненные старания, и он останется, как тогда, перед отъездом, один на один с сильной и мощной системой, готовой в любую минуту перечеркнуть его, Федора, как что-то маленькое и незначительное…