Он некоторое время пристально на меня смотрел, решая, рассказывать или нет, но, когда все же начал говорить, уже я не знала радоваться этому или нет. Его рассказ больше походил на исповедь, призванную без прикрас рассказать обо всем, что с ним случилось и… оттолкнуть. Потому что этот мужчина уже перестал верить в то, что кто-то может видеть в нем человека, поэтому проще так: сразу выкинуть из своей жизни любую надежду, любой лучик света.
После того, как при помощи контрабандистов ему удалось бежать с захваченных фаргоцианами земель, он попал вовсе не в распростертые объятия своих соотечественников, а в их пыточные казематы. Почему-то никто не поверил в его рассказ о спасении и бегстве, решив, что он завербованный шпион. Он даже знал, кто подкинул командованию подобную версию событий и всячески способствовал рвению дознавателя. Был там один гнилой офицерик, что все время ему завидовал и метил на его должность. Именно он провожал его гаденькой улыбочкой, когда Саргайла после длительных пыток, на которых признался бы даже в том, что лично призывал Темного, вели на виселицу. Измученный и изможденный он уже и рад был, наконец, прервать свое полное боли существование.
Однако, небо решило иначе. Как раз в это время в войска прибыл король со своей свитой. И он решил посмотреть на публичную казнь мерзкого шпиона. Однако, в его свите был одаренный, способный различать правду и ложь. Вообще же, каждый монарх стремился иметь рядом человека с подобным Даром, однако, не каждому везло.
И вот, стоя с веревкой на шее, он смотрел в небо и думал, что маленькая девочка Лейла не смогла достучаться до Всевышнего и снова его спасти, а ему самому это и вовсе не под силу. Но жалел он сейчас больше всего о том, что та мразь, которая его оклеветала, так и будет дальше отравлять этот мир своим существованием.
И вот, палач зачитал ему обвинения и задал, по сути, ритуальный вопрос:
- Признаешь ли ты свою вину перед этим народом, перед своим королем и перед Всевышним?
И вне зависимости от его ответа палач бы сказал: Что ж, так тому и быть.
Саргайл же все также смотря в небо ответил:
- Я не виновен в том, в чем меня обвиняют, ни перед своим народом, ни перед королем, ни перед Всевышним. Давайте уже, заканчивайте этот фарс!
Сказать-то сказал, только именно в этот момент так захотелось еще хоть немного полюбоваться на синеву неба, что вдруг так стало похоже на глаза маленькой девочки Лейлы. И к чему, вдруг вспомнил о ней? Ни о своей разбитной зазнобе, ни о матери, которую он, впрочем, практически не знал, а об этой девочке, что так сражалась за его жизнь, которая, как оказалось, и гроша ломаного не стоит.
- Стойте! – Раздалось со стороны помоста, который установили специально для того, чтобы король посмотрел на казнь с наибольшим комфортом. – Этот человек сказал правду. – Это вмешался тот самый одаренный.
Вот так он и оказался спасен, более того, его оправдали по всем статьям. К его удивлению, король даже выделил ему собственного лекаря, который неплохо его подлатал, передав потом на попечение полкового лекаря, хотя Саргайлу казалось, что из того куска мяса, в который он превратился, снова собрать человека было невозможно.
Оправдать-то его оправдали, только это ему было уже совсем не нужно. Однажды ночью, после своего относительного выздоровления, а длилось оно без малого полгода, он нашел своего обидчика и выпустил ему кишки, чтобы эта гадина мучилась, как можно дольше. Конечно, его мучения не продлились столько же дней и ночей, сколько пытали его, но даже это его удовлетворило. Потом он нашел дознавателя, который упорно не верил его правдивым показаниям, приказывая палачу применять новые и новые пытки, и тоже его убил. Самого палача он найти уже не успел, так как в лагере подняли шум из-за найденных покойников, и началась его травля. За ним гнались долго, только и он ведь не дурак подставляться и заготовил себе пути отступления. Поэтому смог уйти и обратился за помощью в морское братство, выходы на которое уже имел. Именно тогда он стал одним из них, он стал самым свирепым из них, он стал самым опасным из них и получил новое имя: Меченый. Хотя некоторые до сих пор именовали его не иначе, как Безумным. Его приметы теперь знали слишком многие, его обезображенное лицо было слишком приметным и отталкивающим, поэтому он всегда предпочитал прятать его в тени глубокого капюшона.
Даже женщины при виде его лица бледнели и начинали трястись, ни одна не пожелала с ним даже разговаривать. А шлюхи? Шлюхи не в счет. Но они тоже его боялись, потому что одна жутко умная возомнила о себе невесть что и посмела смеяться над ним и его уродствами. Мало того, что у него было искалечено лицо, так ведь и то, что стало с его телом после работы палача, назвать красивым ни у кого язык бы не повернулся. Так вот, он собственноручно вырезал ей ее поганый язык и оставил на память, приколов к двери ножом.