Навстречу рассвету

Так говорят теперь. А что влекло людей в былые времена? Тут мнения расходятся. Некоторые авторы исторических исследований причины импульсивности путешественников далекого прошлого — первопроходцев — видят только в негативных явлениях тогдашней русской действительности — нищете народа, своеволии бояр, крепостном гнете. Мужики, дескать, разбегались из России в поисках воли и сытой жизни и ненароком открывали неведомые земли. Такая однобокость суждений сродни клевете. Не поэтому ли так редко вспоминаются русские землепроходцы, когда говорится об эпохе Великих географических открытий? Про изучение и освоение русскими огромных зауральских просторов чаще всего говорится как о «завоевании Сибири». Хотя это «завоевание» не идет пи в какое сравнение, скажем, с «проникновением» европейцев на Американский континент. Русские стремились торговать с немногочисленными местными племенами, а в Новом Свете все местное подвергалось разграблению, безжалостно истреблялось.

Удивительно охотно некоторые наши писатели соглашаются с «теорией» мученичества в русской истории. Это сидит в нас, наверное, еще со времен татаро-монгольского ига как своеобразная защитная реакция души, отчаявшейся восторжествовать. Мы привыкли настолько упоенно оплакивать прошлое, что порой вовсе не замечаем светлых страниц истории. Показателен в этом смысле нашумевший фильм «Андрей Рублев». На протяжении двух серий авторы ищут ответ на сакраментальный, по их мнению, вопрос: откуда он, феномен Рублева? Как из средневековой жестокости, из предательства, нищеты и грязи вырастает редкостный цветок искусства? В поисках ответа авторы усердно копаются в заумных толкованиях библии. Они готовы искать истину где угодно, только не в истории русского народа. А история говорит: за двадцать лет до 1400 года (именно эта дата указывается в начале фильма) случилось то, что вселило в людей веру в избавление от татарского ига, породило надежду на светлое и великое будущее нации. Это пришло не по божьему изъявлению, а было завоевано в трудной и кровавой битве. — Куликовской битве. Именно с нее начинает отсчет история могущества Москвы, история подъема Российского государства. Именно отсюда внезапные, как взрыв, в традиционно мученическом иконописном искусстве золото и голубизна рублевских росписей, появление на иконах странных святых, похожих на жизнерадостных русских мужиков.

Но увы, о Куликовской битве — этом поворотном пункте русской истории, а значит, и русского искусства авторы фильма «Андрей Рублев» даже пе вспоминают.

Как Куликовская битва ознаменовала начало бурного объединения русских земель вокруг Москвы, так и взятие Казани в 1552 году явилось поворотом к активному проникновению русских «за Камень», как тогда называли Урал, и началу Великих географических открытий на севере и востоке Азиатского континента.

1555 год — «князь всей земли Сибирской» хан Едигер добровольно подчинился Москве.

1581–1585 годы — походы Ермака.

1639 год — отряд Московитина вышел к Охотскому морю.

1644–1645 годы — экспедиция Василия Пояркова, спустившись по Зее, вышла на Амур и проплыла по нему до устья.

1648 год — Семен Дежнев обогнул Азиатский материк, открыв проход из Северного Ледовитого в Тихий океан.

1650 год — Хабаров вышел к Усть-Стрелке, где Шилка и Аргунь, сливаясь, образуют Амур. Началось заселение русскими Приамурья.

Темпы, как видим, почти беспрецедентные в мировой истории географических открытий.

Так что же их вело, русских первопроходцев? Жажда наживы? Не без этого. В те времена путешественникам зарплаты не выдавали и командировочных не платили. Экспедиции снаряжались чаще всего за свой счет. Хабаров, например, для этой цели получил у якутского воеводы Францбекова, говоря по-теперешнему, «ссуду» под кабальные проценты. Едва ли не знал Хабаров, что в неведомой дороге он может потерять не только деньги, по и голову. Так чаще всего и бывало. Во всяком случае не известно ни одного первопроходца, который бы разбогател после предпринятого путешествия.

Значит, было что-то и другое, что не укладывалось в понятие наживы? Хабаров в своих отписках с Амура русскому правительству доносил: «Заведутся тут пашни… и против всей Сибири будет место в том украшено и изобильно». Герцен отмечал: «Англия, ломящаяся от тучности и избытка сил, выступает за берега, переплывает за океаны и создает новые миры. Ей удивляются… По так ли смотрят на подвиги колонизации Сибири, на ее почти бескровное завоевание? Горсть казаков и несколько сот бездомных мужиков перешли на свой страх океаны, льды и снега, и везде, где оседали усталые кучки в мерзлых степях, забытых природой, закипала жизнь, поля покрывались нивами и стадами, и это от Перми до Тихого океана». Г. И. Невельской писал: «Беспристрастное потомство должно помнить и с удивлением взирать на геройские подвиги самоотвержения первых пионеров Приамурского края… Потомство с признательностью сохранит имена их, потому что они первые проложили путь по неизведанной реке, открыли существование неизвестных до того времени народов…»