Навстречу рассвету

Когда возникла самобытная культура местных народностей, отмеченная повторяющимися на каждом изделии замысловатыми орнаментами, этого никто не знает. Известный знаток истории Дальнего Востока академик А. П. Окладников уверяет, что, изучая наскальные рисунки и узоры на сосудах времен каменного века, он видел точно такие же орнаменты, изображения птиц и зверей, какие вышивают и вырезают из бересты местные мастерицы.

Эля, как видно, не впервые пришла на эту выставку, она лишь мельком оглядела стенды и прямиком направилась к немыслимо яркому и пестрому длинному платью с меховой оторочкой, висевшему на стене. И принялась гладить и мять это платье, словно собиралась его купить.

— В музее ничего трогать нельзя, — напомнил я правило, сызмала надежно внушенное мне музейными работниками города моего детства.

— А это шила моя тетка, — мило улыбнулась Эля.

В этот момент в дверях послышались голоса: в зал входила целая толпа бойких черноволосых девушек. Они повели себя точно так же, как и Эля, словно были не на выставке, а у себя дома. А я ходил за ними, позабыв об экспонатах. Были на них европейские «мини» и свои национальные «макси». И были хитрые прически, и бойкость походки, и непринужденность шуток. И было еще что-то неуловимое — в меру подчеркнутый природой и женскими заботами этакий синтез европейского лоска и азиатского колорита.

— Познакомьтесь с моими подругами, — неожиданно сказала Эля, заставив меня и вовсе растеряться перед целой стайкой заинтересованных глаз, любопытных, удивленных, ироничных, даже насмешливых. — Это все девушки из нашего ансамбля «Северянка».

И мне сразу стало легко и просто. Ансамбль — это что-то вроде организации, а с организациями я привык иметь дело.

— А Эля — наш руководитель, — сказала одна из девушек.

Я понял, что мне необыкновенно повезло: интернациональный самодеятельный ансамбль «Северянка» был широко известен на Дальнем Востоке.

— О, тогда у меня к вам будет большой разговор, — обрадовался я.

— Придется ограничиться малым, — сказала Эля.

— Почему?

— Завтра я уезжаю домой, в свой Ульчанский район. До Комсомольска «Ракетой», а там — пароходом…

Мне тоже пора было отправляться вниз по Амуру. Так и получилось, что уже на другой день мы мчались по реке на быстрой «Ракете». Растаяли вдали горбы Хехцыра, и по обоим берегам потянулись болотистые низины, изрезанные протоками. На палубе бушевал ветер, и мы с Элей забрались в свои глубокие кресла и предались воспоминаниям.

— …В юности я мечтала стать этнографом, — рассказывала Эля, — Ездить, изучать языки, жизнь, быт, собирать сказания, былины — согласитесь, это прекрасно. Но отец настоял, чтобы я стала врачом. И вот теперь я все думаю: как это ему удалось лучше меня угадать мое призвание?.. В институте стала участвовать в самодеятельности. Мне предложили исполнить что-нибудь на языке ульчей. А я сказала, что одна не буду и собрала своих северян. Решили подготовить сразу несколько национальных песен и танцев. Мне достался шаманский танец. Про то, как отец-шаман прогнал из дома дочь, решившую стать врачом, чтобы потом научить отца лечить людей. Обиделся великий шаман: ему ли учиться, ведь он умеет общаться с духами! А дочь уехала в город, поступила в институт и вернулась врачом. А тут как раз женщина умирает, и отец бессмысленно выбивается из сил в своем неистовом танце. Вовремя приехала дочь, спасла умирающую… С тех пор друзья прозвали меня «Элькой-шаманкой». Но что я, видели бы вы, как танцует эвенка Света или коряки Володя и Наташа. Если бы видели, то сами пошли бы вместе с нами танцевать корякский танец норгали…

В этот момент Эля вскинулась к окну и выкрикнула, как заклинание:

— Сикачи-Алян! — И заговорила быстро: — Писанцы тут. Как вода сходит, так, говорят, и видно писанцы на камнях. Звери, рыбы, маски всякие. Легенда есть, будто рисовали это люди в то время, когда светили на небе три солнца и все горело от жара, и вода кипела, и камни мягкие были. Потом шаман два солнца сбил стрелами. Сразу стало холоднее, земля начала родить, в лесу звери появились, в реке — рыба. Камни затвердели, и рисунки остались…

Быстрое судно — «Ракета», миг — и новые виды за окном. Эля вздохнула, опустилась в свое кресло и затихла. И я подумал, что юношеские мечты не так-то просто уходят из жизни.

— …Знаете, куда я хотела бы поехать? На Чукотку, — словно в подтверждение моих мыслей сказала Эля. — Лечила бы чукчей, а в свободное время изучала бы язык, обычаи, танцы, песни. А потом бы на Камчатку поехала, записывать песни. Ах, как я люблю песни и вообще музыку! И танцы. Мама говорит: тебя хлебом не корми, только дай попрыгать… Все удивляются, говорят, что я выгляжу моложе своих лет. А я отвечаю: шевелитесь побольше, и вы помолодеете. А лучше — танцуйте… Я однажды все наше общежитие расшевелила. Под Новый год. Все, от четвертого до первого этажа — на лестницах, в коридорах, — прыгали в общей цепочке, танцевали летку-енку…