Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

Накануне 1904 г. даже разведка в своих оценках часто разделяла пренебрежительное отношение Пржевальского к азиатскому военному искусству. Более проницательные дипломаты и другие официальные лица были прекрасно осведомлены о военной мощи Токио. Барон Розен и Александр Извольский, например, неоднократно уговаривали Николая не ссориться с морским противником. Но были и другие, в частности офицеры армии и флота на Дальнем Востоке, которые не видели разницы между дряхлеющими Цинами и современными войсками императора Мэйдзи.

Типичным примером являются представления военного атташе в Токио подполковника В.П. Ванновского. В 1903 г. он сообщал: «Японская армия далеко еще не вышла из состояния внутреннего неустройства, которое неизбежно при чуждых ее народной культуре основаниях, усвоенных с чисто японской слепой аккуратностью и почти исключительно по форме, а отнюдь не по существу… Вот почему, [если], с одной стороны, японская армия давно не азиатская орда… то с другой — это вовсе не настоящая европейская армия…»^{1055} Размышляя о возможной войне с Японией, многие полагали, что русские закидают японцев шапками; один только вид косматой казачьей папахи обратит японские войска в бегство^{1056}.

Самым любопытным сторонником идей Пржевальского был бурятский лекарь Петр Бадмаев. Носивший до крещения имя Жамсаран Бадмаев, он руководил модной клиникой на окраине Петербурга, в которой тибетскими травами лечили тяжелые нервные заболевания, психические расстройства и нарушения женской физиологии^{1057}. Благодаря великолепным связям (его крестным отцом при обращении в православие был сам Александр III) и хорошему деловому чутью, практика Бадмаева процветала. Точно так же как подобное предприятие могло бы процветать сегодня в падкой на новинки и состоятельной среде на североамериканском континенте, эта практика с ее экзотическими средствами пользовалась щедрым покровительством аристократов имперской столицы. Среди ее прославленных клиентов были министр финансов Сергей Витте и будущий председатель Государственной думы Михаил Родзянко. Светский доктор пользовался доступом к Николаю II и высшим эшелонам бюрократического аппарата, чтобы играть особую роль в дальневосточной политике России на рубеже веков.

В 1893 г. Бадмаев предложил Александру III эксцентричный проект завоевания Китая^{1058}. Согласно его плану, к строящейся тогда Сибирской железной дороге нужно было добавить ответвление, чтобы соединить родину бурят на берегу Байкала с западным китайским городом Ланьчжоу (примерно 1800 км через пустыню Гоби). Ланьчжоу должен был стать пунктом рассредоточения для многотысячной бурятской «пятой колонны», переселенцев, которые будут агитировать своих ламаистских единоверцев в Тибете, Монголии и Синцзяне. Собрав войско из полумиллиона всадников, царские агенты в итоге нападут на Запретный город и свергнут Цинов. Захватив власть, «избранная монгольская, тибетская и китайская знать и знатные буддийские жрецы отправятся в Петербург просить белого царя принять их подданство»^{1059}. Подобно лесной концессии Безобразова на реке Ялу десятью годами позже, подрывная деятельность России должна была проводиться под прикрытием законного коммерческого предприятия.

Сначала Витте горячо поддержал проект. Говоря об «особой роли [России] во всемирной истории» и ее «культурно-просветительской задаче на Востоке», министр финансов убеждал царя принять проект Бадмаева^{1060}. Александр был настроен более скептично, замечая: «Все это так ново, необыкновенно и фантастично, что с трудом верится в возможность успеха»^{1061}. Тем не менее Витте удалось убедить императора предоставить Бадмаеву двухмиллионную субсидию на организацию предприятия. Компания «П.А. Бадмаев и К°» была надлежащим образом зарегистрирована в 1893 г. Ее офисы располагались в Петербурге и Чите.

Предприятие не имело ни коммерческого, ни политического успеха. Когда через несколько лет его владелец попросил о второй двухмиллионной дотации, даже Витте не стал его слушать^{1062}. К 1900 г. сам Бадмаев отказался от своего проекта^{1063}. Все его успехи — это несколько капиталовложений в Чите и Пекине, а остальное — лишь туманные намеки на тайные группы бурятских агентов. Большевистский редактор его документов был близок к истине, когда предположил, что «феерический план» являлся тщательно продуманной аферой, цель которой состояла не в присоединении Внутренней Азии к России, а в том, чтобы «“присоединить” несколько миллионов русских рублей к своему “тибетскому” карману»^{1064}.