Читаем Навуходоносор полностью

Навуходоносор

Дон Нигро «Навуходоносор/ Nebuchadnezzar». 3 актера (2 женские и 1 мужская роль). Философская притча о правде и лжи, вине и невиновности. В дом старика и его внучки приходит молодая женщина, обвиняя старика в том, что во время войны он вместе с Менгеле проводил изуверские эксперименты на людях. Женщина совершенно уверена, в своих обвинениях, но выясняется, что она – дочь старика, и старик, казалось бы, убеждает женщину, чтобы был жертвой, как и ее мать. И когда все казалось бы разрешилось, старик вдруг заявляет, что нацистский доктор – это он, а мать женщины была его сообщницей. Потом отказывается от своих слов, так что зрителю приходится решать самому, где правда, а где – ложь. Отличная бенефисная роль для возрастного (70 лет) актера.

Дон Нигро

Драматургия / Пьесы18+

Дон Нигро

Навуходоносор

Действующие лица

ГОТТ, 70 лет

ЕВА, 24 года

ЛАЙЛА, 28 лет

Место действия

Маленький книжный магазин в Вермонте в 1989 г. Слева, ближе к авансцене, письменный стол. Справа – деревянные полки с книгами, по сцене расставлены несколько деревянных стульев, одно кресло-качалка.

Действие первое

(Когда зажигается свет, ГОТТ, сидит за столом. Симпатичный, полный сил, энергичный мужчина семидесяти лет. ЕВА, ей двадцать четыре года, хрупкая и застенчивая блондинка, подходит к столу, чтобы поговорить с ГОТТОМ. В другой части сцены, в глубине и справа, ЛАЙЛА, темноволосая женщина двадцати восьми лет, оглядывает полки с книгами).


ЕВА. Дедушка?

ГОТТ (занятый работой). Да?

ЕВА. Ты знаешь, кто эта женщина?

ГОТТ. Нет. Кто она?

ЕВА. Не знаю. Она в магазине всю неделю. Приходит каждый день.

ГОТТ. И что?

ЕВА. Тебе не кажется это странным?

ГОТТ. В мире полно одиноких людей, которые проводят большую часть жизни в книжных магазинах. Не будь их, мы бы давно разорились.

ЕВА. Это не про нее. Не такая она.

ГОТТ. Почему?

ЕВА. Во-первых, она красавица.

ГОТТ. По-твоему, книжные магазины – для уродов?

ЕВА. Я думаю, у красивых женщин находятся и другие дела.

ГОТТ. Это свободная страна. Она может проводить время, как ей того хочется.

ЕВА. По-моему, она ничего не покупает.

ГОТТ. На днях я продал ей сборник рассказов. Исаака Зингера, если не ошибаюсь.

ЕВА. И она постоянно смотрит на тебя.

ГОТТ. Может, я ей понравился. Некоторые женщины предпочитают мужчин в возрасте. Надеюсь, дело в этом.

ЕВА. Это не смешно. От нее у меня мурашки по коже бегут.

ГОТТ. Я не стараюсь рассмешить. Она – очаровательная женщина и украшает магазин. Несколько молодых мужчин, которых я никогда не видел раньше, заходили на этой неделе и пытались завязать с ней разговор.

ЕВА. Возможно, но умеют ли они читать?

ГОТТ. Почему тебя это так волнует?

ЕВА. Может, она проститутка?

ГОТТ. Проститутка в вермонтском книжном магазине?

ЕВА. Высшего класса. Интеллектуальная проститутка.

ГОТТ. Я таких знавал, но живут они в Нью-Йорке, и не думаю, что у нас тот самый случай. Так или иначе, через несколько минут мы закрываемся, и до понедельника она точно не будет нас раздражать.

ЕВА. Но я хочу знать, что она здесь делает.

ГОТТ. Так подойди и спроси.

ЕВА. Не могу я подойти и спросить.

ГОТТ. Ты хочешь, чтобы это сделал я?

ЕВА. Ты не подойдешь.

ГОТТ. Тогда придется смириться с незнанием.

ЕВА. Тебя это совершенно не волнует?

ГОТТ. Незнание – не всегда минус. Оставь людей в покое, и тебе гарантирована более счастливая жизнь. Мне надо закончить оценку книг, которые ты привезла из Олбани. Думаю, Генри Джеймс уйдет с неплохой прибылью. Ты закроешь магазин, хорошо?

ЕВА. Не оставляй меня наедине с ней.

ГОТТ. Ева, она тебя не съест. Обычная покупательница. Если вдруг достанет мясницкий тесак, пистолет в верхнем ящике.

(ГОТТ целует ЕВУ и уходит в подсобку. ЛАЙЛА подходит ближе, продолжая разглядывать книги на полках).

ЕВА. Извините, мы закрываемся.

ЛАЙЛА. Хорошо.

ЕВА. Хотите это купить?

ЛАЙЛА. Еще не решила, но… Пожалуй, что да. (Протягивает книгу).

ЕВА. «Кантос» Паунда. Вы из тех странных людей, кому действительно нравится Паунд?

ЛАЙЛА. Что-то у него ужасное, что-то прекрасное, что-то непостижимое, что-то, возможно, непостижимое для меня, потому что написано на языках, которыми я не владею, что-то – проявление безумия, но я не всегда могу определить, где что. Все так перемешано.

ЕВА. Это одна из причин, по которым я не люблю Паунда.

ЛАЙЛА. Вы хотите, чтобы все было простым и понятным, да?

ЕВА. Я нахожу ненависть, которая вдруг вырастает, как поганка, внезапное презрение к людям, определенным людям, очень тревожным и отвратительным. Я не понимаю, как из ненависти может родиться великая литература.

ЛАЙЛА. Даже великие писатели ненавидели кого-то или что-то. Вы ни к кому не испытывали ненависти?

ЕВА. Нет.

ЛАЙЛА. Никогда? Даже на мгновение?

ЕВА. Нет. Так меня воспитали.

ЛАЙЛА. То ли вы удивительно миролюбивый человек, то ли лжете, то ли не обращаете внимания.

ЕВА. На что?

ЛАЙЛА. На созданный Богом мир. Мне нравится этот книжный магазин. Я рада, что нашла его.

ЕВА. Я заметила, что вы провели здесь много времени. Недавно переехали в этот район?

ЛАЙЛА. Нет. Я тут временно.

ЕВА. Приехали к кому-то в гости?

ЛАЙЛА. Нет, подбираю материалы.

ЕВА. Для книги.

ЛАЙЛА. Скорее, речь об истории семьи.

ЕВА. Генеалогия.

ЛАЙЛА. Не совсем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия