Навуходоносор II, царь Вавилонский

Когда Набонид еще не был царем, на его мать снизошло от лунного бога настоящее пророческое вдохновение. Много позже, в глубокой старости, она рассказывала об этом так, как будто это случилось только что: «Во сне моем возложил на меня руки Син, царь богов, и сказал: “От тебя придет возвращение богов! Я отдаю сыну твоему Набониду жилище в Харране. Он построит <храм> и довершит его созидание; он сделает Харран лучше, нежели прежде, до восстановления”». И сыну ее в начале его царствования «великий господин Мардук и Син, светоч небес и земли, явились вдвоем» и поручили такую миссию: «Набонид <…>, перевези кирпичи на конях из твоей колесницы и построй заново <храм>; посели в нем Сина».

Больше Мардук царю не являлся. Только Син, а также его сын и дочь «присылали» сны. В них они требовали восстановить разрушенные храмы, чтобы они могли заново поселиться там. Иногда их просьбы были более скромными: однажды бог-луна приснился, чтобы получить от своего почитателя «кинжал». Тот исполнил желание бога и велел высечь его требование на камне. В надписях последних лет указывалось, что сновидениями обоснованы и вдохновлены все без исключения решения царя — как тогдашние, так и прежние; другие способы предсказаний были отодвинуты в тень. Бесспорно, сны стали играть ключевую роль во время пребывания Набонида в Аравии. Впрочем, в первых редакциях надписей он не всегда считал необходимым упоминать об этом. Иногда бог посылал один и тот же сон разом царю и другим людям. Набонид сообщает об этом походя, не вдаваясь в объяснения столь странного явления.

Толкование снов у него всегда тесно связано с астрологией: Син, бог-солнце и Иштар были одновременно небесными телами; первый сон, пересказанный на стеле, должен был решить, к добру или к худу «соединение Великой звезды с Луною». Что это за звезда, неизвестно, но царь впоследствии увидел ее «вместе с Луной и с Мардуком высоко в небесах и назвал [ее] по имени». Особо указывая на это, Набонид вводил толкование снов в сеть «соответствий» между небом и землей, а также всеми составлявшими их элементами по отдельности. Поначалу же оно в этот круг не входило. Таким образом, эта система мышления еще больше расширилась, но сохранила внутреннюю связность.

Столь многочисленные и разнообразные знамения, неутомимо посылавшиеся Сином и его детьми, сделали царя неустрашимым, а волю его — непреклонной. Должно быть, его решения укреплялись и другими, более личными соображениями. Он мог убедиться, что бог-луна не только посылает милости народам, но и дает отдельным людям крепкое здравие и потомство; мать Набонида служила тому великолепным, неопровержимым примером. Верующим в него он давал защиту — это доказывалось военными успехами царя; наконец, вновь обретенное изобилие всей «страны Шумера и Аккада» свидетельствовало о «делах Сина».

Сначала Набонид приписывал свое воцарение Мардуку и сыну его Набу, но по возвращении из Аравии изменил свои религиозные предпочтения: задним числом он усматривал здесь волю бога-луны. Неожиданное событие в жизни будущего государя было явно провиденциальным, поскольку давало ему возможность положить начало новой религиозной политике.

Но, оказавшись опять в столице, Набонид убедился в злонамеренном и закоренелом невежестве своих подданных: «Дел Сина, самых могучих из дел богов и богинь, никто уже не знал; много лет не сходили они в страну, чтобы народ страны мог их видеть, чтобы их записали на табличках и сохранили для потомства». Все вавилоняне, жрецы и миряне, «согрешили против его великого божества, ругались над ним и презирали его. Они не знали гнева царя богов, Светоча. Они забыли его богослужение и оправдывались доводами лукавыми и неистинными». Теперь Набониду была поручена миссия восстановить и повсюду разнести правду. Она была не нова, а всего лишь давно забыта, утверждал царь. Речь шла о реставрации — в излюбленном духе тенденции к архаизации. Нельзя сказать, чтобы царь был совсем не прав, ибо теология, которую он начал пропагандировать, отчасти не была оригинальной.