Навуходоносор II, царь Вавилонский

Таким образом, Ашшур для ассирийцев был богом всемирным — ему были подчинены все остальные божества вселенной; они, разумеется, сохраняли свои места в местных пантеонах, культ их оставался неизменным, но их главой все люди обязаны были признавать Ашшура. Своему «наместнику» — царю Ассирийскому — он давал «завет», а тот велел возвещать о первенстве Ашшура и заставлять признать его повсюду, наипаче же в землях, покоренных верующими в него. Их богословие требовало лишь такого публичного признания; государства, входившие в состав их империи, то есть их цари, приносили его клятвенно. Соблюдение торжественного обещания, политическая и экономическая покорность ассирийскому богу зримо для всех выражались в уплате ежегодной дани. Поэтому «наместники» были обязаны жестоко наказывать тех, кто уклонялся от своих обязательств; ведь нарушитель попирал подтвержденную клятвой веру в Ашшура. Неуплата, таким образом, оборачивалась хулой величайшего из всех богов.

С самого возникновения этой догмы в ней заметна одна весьма интересная особенность — ее исходный постулат, что человечество злонамеренно противится принятию истины. Ассирийцы всегда возмущались этой враждебностью и страдали от нее: они считали, что она противоречит очевидности. Набонид также столкнулся с неприятием своей проповеди, косностью и духовной слепотой окружающих.

В конце VII века Ашшур исчез вместе со своим «наместником» и подданными. Ассирийцы, не жалевшие сил для «популяризации» своего бога, потерпели поражение еще прежде своего исчезновения с исторической арены. Империя не присоединялась к их вере; только угроза применения силы со стороны ассирийцев то здесь, то там вынуждала ее народы создавать видимость почитания ассирийского божества; в действительности в течение двух с половиной столетий всё приходилось периодически начинать заново. Везде царило полнейшее равнодушие.

Набонид не колебался. Он ни на миг не мог помыслить о том, чтобы возвратить какую бы то ни было роль Ашшуру, но у него был бог на замену ему — Син, осыпавший царя щедротами. Это предпочтение, поначалу подсказанное ему матерью, было подтверждено его собственным опытом. Кроме того, в VI столетии такой выбор объективно был благоразумен. Ведь этот бог принадлежал к вавилонскому пантеону и всегда занимал там очень высокое место.

Син, несомненно, был одним из тех богов, кого семитоязычные народы Вавилонии почитали с самой глубокой древности; это видно, начиная с самых первых текстов, относившихся еще к временам господства шумерской цивилизации. У шумеров тоже был лунный бог, поэтому жители Месопотамии очень рано начали поклоняться тому и другому в одном лице.

Каково бы в конечном счете ни было происхождение бога-луны, он был богом — покровителем материнства, и многие родители от имени новорожденных приносили ему благодарность за их появление на свет; на это, во всяком случае, указывают их имена. Благодаря этой главной функции Сина у него из века в век, из тысячелетия в тысячелетие становилось все больше почитателей. Семья его также пользовалась величайшим доверием: сын, бог-солнце, надзирал над судами и вместе с богом грозы запечатлевал свои пророчества на внутренностях животных. Его сестрой была Иштар, соединявшая в себе очень разные и даже противоположные функции: она была богиней любви и ласки и покровительницей насилия и войны. В конце концов ее имя превратилось в нарицательное: так звали любую богиню, каковы бы ни были ее особенные черты. Син и его дети затмевали, соответственно, супругу и мать. Ее называли просто «Великой госпожой» и упоминали, кажется, только из вежливости. Во второй половине II тысячелетия астрология укрепила и без того сильные позиции этих трех божеств: они давали предсказателям наибольшее число знамений.

Среди арамейских народов империи популярность бога-луны была столь же велика. Теперь она не видна для нас просто потому, что источников почти не сохранилось. Высшим богом всех местных пантеонов, правда, считался бог грозы, но в Вавилонии было не так, и Набонид никак не думал о том, чтобы сделать его объединяющим божеством, — он должен был держать сторону Месопотамии. Кроме того, лунный бог был национальным божеством арабов как на севере, так и на юге полуострова, а Тейма являлась особенно важным центром его культа. Таким образом, рассуждая умозрительно, Син представлялся, если так можно выразиться, лучшим из кандидатов на роль главы пантеона: он пришел из глубокой древности, его культ опирался на архаизирующее течение и в то же время укреплял его.