Навуходоносор II, царь Вавилонский

Из-за этих теологических и политических тонкостей царские слова могли утратить ясность и простоту, из них никак не исчезала неприятная двусмысленность. Но при Навуходоносоре писцы совершенно не пытались преодолеть ее. Быть может, им даже нравилась возможность от нее не отказываться. По здравому рассуждению, она устраивала всех: Навуходоносора, жителей Вавилонии от севера до юга, служителей «Дома под высокой кровлей». Никто не был кровно заинтересован в том, чтобы защищать положение Мардука по отношению к его сыну, а их смешение делало спор на эту тему бесплодным.

Может статься, жрецы даже сознательно поддерживали этот синкретизм: в вавилонском храме Мардука они служили и на алтаре Набу. Его придел получил то же имя, что главный храм этого бога в Барсиппе: «Дом правды»[28]. «С паперти своей приходит Набу, сын могучий, идущий из Барсиппы <…>, на праздник Нового года» и, как изъясняет Навуходоносор, остается там во время церемонии. И наоборот, придел под названием «Дом под высокой кровлей», соименный главному храму Мардука, был возведен на священной площади в Барсиппе. Таким образом снималось недовольство, развеивалось подозрение, которое могло возникнуть у обеих жреческих коллегий. О каком предпочтении можно было говорить, когда всегда именовались оба храма, поскольку в обоих соседних городах были святилища обоих божеств, носившие одинаковые названия? Устанавливать иерархию между ними было бы рискованно и, в сущности, никому не было полезно. Когда Набонид сделал это, разразился кризис, конец которому положила только война.

Навуходоносор, как и его предшественники, неизменно отчитывался перед богами, закончив постройку или перестройку какого-либо здания — храма или дворца. Но возможности таких сообщений быстро исчерпывались, ведь подобные предприятия не совершались равномерно на всём протяжении царствования. Впрочем, государь последовательно, из одной надписи в другую повторял сведения о работах, проводившихся прежде и в других местах; иногда он ограничивался простым перечнем, но, бывало, повторял сообщения своим божественным доверителям дословно. В предыдущие века ассирийские цари обходили эту трудность: желая уведомить бога об успехе в какой-либо области — например, о победоносном военном походе, — они писали ему письмо. Табличку приносили к статуе, а если была такая возможность, даже клали ей на колени. Пользовался ли таким приемом Навуходоносор? Если да, то это объясняет, почему в дошедших до нас надписях он сообщает лишь о строительстве зданий, культовых и светских, и почти не говорит об иных событиях. Возможно, на тридцать седьмом году правления он велел записать перипетии своей борьбы с фараоном; похоже, что рассказ о них содержится на одном фрагменте таблички. Предположительно это послание было адресовано богине Гуле, но имя божества сейчас прочесть невозможно. Да и вообще сохранность таблички настолько плохая, что нельзя сделать никаких выводов о характере этого документа.

С самого начала царствования Навуходоносора его победы обеспечили ему значительный авторитет; но не желал ли он раздвинуть пределы свой власти, оправдать и утвердить ее с помощью религии? Иными словами, не хотел ли он стать для своих подданных богом? Вообще вавилонские цари и при жизни не считались богами, и после смерти ими не становились. Они рождались, жили и умирали, как прочие смертные; правили людьми, но и сами оставались людьми. Известно лишь одно исключение — Саргон по прозвищу Древний. Безусловно, его личность и судьба были необычайны, по праву удивляя как современников, так и все последующие поколения. Выйдя из безвестности, он сумел создать империю — первую в истории Ближнего Востока; он объединил под своей властью всю долину Двуречья, где прежде существовали независимые города-государства, и присоединил к ней Сирию. Литература сделала из него героя; богословские руководства приводили в качестве примеров эпизоды из его жизни, в которой большие успехи чередовались с очень тяжкими неудачами. В VI веке его культ еще отправлялся, но был не очень распространен, так что Саргон стал не более чем второстепенным божком. Тем не менее его пример мог внушить Навуходоносору или его окружению мысль о том, что монарх может быть обожествлен. Никто из его предшественников не совершал таких попыток. А Навуходоносор? Ответ будет положительным.