Назад дороги нет

Боль отступила, хотя и не сразу. Варг закончил со мной куда позже. Измочаленную тряпку стыда можно было выбросить где-то посередине — я больше не закрывала глаз. Не сопротивлялась, когда он трогал меня, вылизывал, вынеживал — пальцами, членом, губами, везде. Когда он заставлял и меня его трогать, брать в рот его перепачканные моей же влагой пальцы, член, хотя я была уверена, что меня наизнанку вывернет. Не вывернуло. Впрочем, речь шла только о желудке — что касается души, я бы не была так уверена. Когда он перевернул меня на живот и снова вошёл, уткнувшись острым подбородком между лопаток, я только закусила выбившуюся соломинку.

Больно.

Но…

Я сжимала его, не могла не сжимать, и чувствовала пульсацию члена, трение, толчки спермы внутри, его палец, кружащий у меня между ног чуть выше, вытягивающую мутную сладкую судорогу собственных бёдер, совершенно неконтролируемую и неудержимую. Во всём этом не было лжи, и он это знал. И потом, когда обессиленно уткнулся лицом в солому, Варг позволил мне подняться. Не стал смотреть, куда я иду и что делаю. А я добралась до мотка верёвки, схватила его — пальцы дрожали, ноги, перепачканные кровью, спермой и влагой — тоже.

— Что ты делаешь, — лениво пробормотал он. — Меня это не удержит. Порву.

— Хочу посмотреть на это.

— Смотри.

Я не ответила, спутывая, связывая его ноги и руки узлами, которым обучил нас с Вандером ещё в детстве повар в отцовском доме, когда-то служивший на корабле. Надежные узлы, но дело было не только в них. Дочь клэдэ не спасла собственную честь и собственное сердце, не удержалась, не защитила себя, но заговорить верёвку она всё-таки могла. Невелик фокус, да и сил не требует. То, что надо.

Отошла к двери, любуясь на результат: перекошенное лицо осознавшего мою затею Варга, мигом покрасневшее и растерявшее довольство сытого кота.

— Будешь кричать — тебя найдут, на всё ваше блохастое племя засмеют слабака. Опозоришься на веки вечные, княжеский сынок, — сказала я. — Заговор верёвки закончится к рассвету, может, раньше.

Губы двигались с трудом, как замороженные. Что же скажет отец, когда увидит меня… Нет, ничего он не увидит. Мой отец — сильный маг, но всяким женским штучкам вряд ли обучен, а я умею делать «нормальное» лицо, чистое и не опухшее, скрою следы укусов, кровоподтёки. Не забыть бы про шею. Тело тоже прикрою. Платье порвано безвозвратно, но в маленькой котомке, валяющейся на соломе — подаренная Лурдой волкулачья сорочка. Дойду до избы как-нибудь, в темноте.

Самое смешное, что тонкая нитка с тяжелым княжеитом — варгов подарок — не порвалась. Сначала я хотела швырнуть их ему в лицо, но почему-то не стала.

Варг рычал, скалился, силясь порвать-таки верёвку, глядя на меня беспомощно, зло… впрочем, было в этом взгляде ещё что-то, чему я не в силах была дать название.

— Прощай, волк, — сказала я, просто потому, что не знала, что же ещё можно ему сказать. — Быть твоей чэвэнь — великая честь, не спорю, но мне она не нужна.

А потом добавила, хотя это и было лишним, хотя я тут же пожалела о вырвавшихся из искусанного, исцелованного рта словах, да только не придумано такого чаровства, чтобы стереть сказанное из чужой памяти:

— Захочешь — найдёшь.

* * *

Это такое глупое чувство, когда живёшь с сердцем, разбитым на две половины, на «до» и «после». Когда ночь не приносит сна и покоя, когда каждый рассвет становится ещё одной ночью, только и всего. Я старалась, чтобы ни отец, ни брат не заметили того, что со мной творится.

А что со мной творилось? Сложно сказать.

С одной стороны, я безумно стыдилась того, что произошло в посёлке волкулаков. Моё тело помнило и боль, и унижение, помнило так, что первые несколько дней, стоило любому мужчине приблизиться, я невольно сжималась и отводила глаза. Ненавидела мерзкую самодовольную тварь, решившую, что он вправе распоряжаться мной, моим телом и моей судьбой, только потому, что ему — видите ли! — понравился запах случайно встреченной женщины. Глупый, избалованный, самодовольный мальчишка, будь он проклят, будь проклято всё его племя!

А с другой стороны…

А с другой стороны, я сама выть готова была, каждую ночь, каждый рассвет. Почему он не приходит за мной? Почему?

Он должен был прийти. Найти меня при желании для него не составило бы труда. Он мог узнать обо мне у своих. Мог сбежать. Мог пойти по моему следу. Уверена, этот след остался. След невыплаканных мною слёз — уж точно. Для меня назад дороги нет. Для него это могло бы стать дорогой, ведущей вперёд.

Почему он меня не нашёл?

На этот простой вопрос был очень простой ответ: каждый из нас сделал выбор. Я отказалась быть бесправной любовницей волка, он отказался оставить тот мир, в котором родился, вырос и который считал единственно правильным. Не следовало домысливать всяких глупостей о том, что Варг нашёл себе новую чэвэнь или даже гаирэ, что вместе с моим запахом исчезло и то влечение, которое, как казалось капризному волку, всё объясняло — и всё оправдывало.