Поначалу гуманитарии, вместе со всеми другими, были очарованы дарвинизмом. Ранее их ставила в тупик жестокость законов природы и проблема зла. Они были шеллианцами, не будучи атеистами. По сравнению с атеистами верующие в бога находились в крайне невыгодном положении. Они не могли отрицать наличия в природе фактов столь жестокого свойства, что приписывать их воле всевышнего означало представлять бога неким злобным демоном. Для любого пытливого ума вера в бога была невозможна без веры в дьявола. Дьявол, намалеванный в образе рогатого существа с хвостом и обитающий в царстве кипящей серы, представлял собой немыслимо вздорное пугало, однако приписываемое ему зло было вполне реальным. Атеисты заявляли, что творец зла, коль скоро он существует, должен обладать могуществом, достаточным для того, чтобы одолеть самого бога, иначе бог несет моральную ответственность за все то, что он позволяет совершать дьяволу. Оба умозаключения не избавляли нас от чувства отчаяния, вызванного необходимостью приписывать все жестокости природы некоей злой воле, и мы не могли согласовать их со своими порывами к справедливости, милосердию и более достойной жизни.
Открытие Отбора Силой Обстоятельств явилось истинным спасением: в свете данной теории все природные трагедии (казалось бы, тщательно инсценированные искусным режиссером) предстали нагромождением простых случайностей, лишенных какого-либо морального обоснования. Вообразите себе инопланетного жителя, который наблюдает со звездных высот крушение двух переполненных поездов, мчащихся навстречу друг другу на полной скорости. Мог ли бы он подумать, что катастрофа, обусловленная целенаправленным действием безупречно отлаженных механизмов, вверенных бдительным и знающим рукам, была совершенно непреднамеренной? Не посчитал ли бы он стрелочников дьяволами?