Я уже не боялась, смотрела в глаза взбешённому мужчине и чувствовала невероятный азарт, вкус риска и адреналина. Еще один туз упал на стол, и ректор понял, что я ни секунды не сомневаясь использую его. Мишо смотрел на меня и качал головой, то ли восхищаясь моим безрассудством, то ли мысленно ругаясь, а может и то и другое. Радовало одно — он уже не был таким бледным, в уголках губ едва заметно зародилась улыбка.
— Хорошо, — процедил сквозь зубы багровый ректор. — Вы можете остаться.
— Не только остаться, — холодно ответила я, — я буду внимательно слушать кто и в чем именно обвиняет Михаила Ивановича, послушаю приведенные доказательства, а так же, послушаю доводы, почему члены ученого совета поверили непроверенной информации одной-единственной обиженной девушки, а не сотням позитивных отзывов других студентов и главное, студенток, которых я, кстати, представляю. Почему вы решили, что правду говорит именно эта девушка, но не опросили других студентов, с которыми так же Михаил Иванович занимался персонально, и надо сказать, бесплатно. Я буду внимательно наблюдать за этим судилищем и судьями, за всеми. А после я выйду и расскажу обо всем увиденном студентам, находящимся на улице и ждущим вашего решения. И журналистам, которые присутствуют там же. С именами, с подробностями. Кстати, — я кинула мимолетный взгляд на свой телефон, — мне только что сообщили, что подъезжают и федеральные телеканалы, — выкусите, старые пни! — им стала интересна эта странная история, больше напоминающая сведение счетов.
Не скрывающая улыбку Строганова чуть покашляла, слегка осаживая меня.
— Вы, господа, хотели замять этот скандал и по-быстрому найти виновного? Так я вам такого шанса не дам. И молчать не стану. И сотни тех, кто за моей спиной, молчать тоже не будут. Хотите разобраться в ситуации — разбирайтесь, это ваше право и обязанность, но не бейте подло в спину, безлично и скрыто.
В полном молчании я села на одно из свободных мест, почувствовав, что Римма садится рядом со мной.
Ректор выглядел взбешенным, мой декан — уставшим. Декан факультета математики — злым. Разные чувства читались на лицах ученых и преподавателей ВУЗа.
— Наверное, — в полной тишине заметил один невысокий, щуплый старичок, — никто не станет возражать, если я скажу, то, о чем мы все думаем: все, рассказанное студенткой, не выдерживает никакой критики. Я говорил об этом раньше, скажу и сейчас: с самого начала это выглядело как выдумка и фарс. Не понимаю, почему ради очередной сплетни, надо было выдергивать нас с работы?
— Я хочу заслушать показания этой девушки и задать ей несколько вопросов, — от льда голоса Строгановой мороз пробежал даже по моей коже. — Если это ложь — она должна понести ответственность согласно УК РФ. Задеты честь и достоинство не только ученого, но и преподавателя — что недопустимо в студенческой среде. В случае, если вы не вызовете эту студентку, я вынуждена буду подать заявление в суд от имени моего клиента.
На ректора было страшно смотреть. Гул с улицы не затихал, нервировал, раздражал. Выступить с обвинениями не решился никто, понимая, что все это будет вынесено на всеобщее обозрение. Я криво усмехнулась — люди никогда не меняются. Они готовы бить в спину, но вот когда нужно действовать открыто — боятся. Сильно боятся.
Ректор сдался. Он позвал секретаря и что-то тихо велел ей.
— Сейчас придет студентка, — устало сообщил он.
Ждали мы минут 15. Все это время Римма строчила сообщения Лехе и Дену, они сообщали обо всем, что происходит ребятам на улице. Решение опросить студентку улица встретила одобрительными выкриками.
Как я и предполагала в конференц-зал зашла зарёванная Наталья. На нее смотреть было страшно. Уж насколько бледным и уставшим выглядел Михаил, Наталья выглядела значительно хуже. Я бы сказала изнеможённо. На долю секунды я прикрыла глаза — где-то в глубине души надеялась, что это будет не она. Но, тряхнув головой, посмотрела ей прямо в глаза.
Увидев меня она стала не просто белой — она стала почти зеленой. Мне показалось ее вырвет прямо там, на месте. В душе шевельнулась жалость — такой затравленной она выглядела.
Михаил прикрыл глаза рукой, словно почувствовав головную боль. Но я-то знала — ему больно видеть эту девушку, и очень жаль ее.
Ее посадили почти напротив меня. Но больше глазами мы не сталкивались — она упрямо смотрела в стол невидящими глазами.
— Наталья, — обратился к ней ректор, сдавая с потрохами на растерзание хищникам. Всем уже стало ясно, что история подходит к завершению. Но никто не хотел становиться крайним, поэтому ее попросту слили, как остывший чай. — Расскажите вашу версию событий.
Наташа всхлипнула, по лицу потекли слезы.
— Да, Наталья, — со своего места встала Строганова. — Расскажите нам, пожалуйста, что именно сделал с вами Михаил Иванович.
Она открыла папку и прочитала.
— Расскажите нам как он: «задевал вас рукой время от времени», «дотронулся до вашей груди», «просунул руку между ваших ног», — с каждой новой фразой адвоката, Наталья сжималась все сильнее и сильнее, а на последнем предложении разрыдалась в голос.