Утром Сэнди собрала свиней в столовой и угостила их завтраком, причем сама им прислуживала с тем глубоким почтением, которое уроженцы ее острова, древние и современные, всегда питают к людям знатного происхождения независимо от их умственных и нравственных качеств. Меня тоже усадили бы вместе со свиньями, если бы мое происхождение соответствовало тому высокому положению, которое я занимал; но, как человек безродный, я вынужден был есть отдельно от них и не смел на это даже пожаловаться. Мы с Сэнди завтракали за особым столом. Хозяев не было дома. Я сказал:
– Большая тут семья, Сэнди, или маленькая? И где она?
– Семья?
– Да.
– Какая семья, мой добрейший лорд?
– Которая здесь живет; твоя семья.
– Должна признаться, я вас не понимаю. У меня нет никакой семьи.
– Никакой семьи? А разве это не твой дом, Сэнди?
– Как он может быть моим? У меня нет никакого дома.
– Так чей же это дом?
– Я охотно ответила бы вам, если бы знала.
– Как, ты не знаешь хозяев этого дома? Кто же нас пригласил сюда?
– Никто нас не приглашал. Мы сами пришли, вот и все.
– Послушай, девушка, ведь это же верх наглости. Мы нахально влезли в чужой дом, набили его доверху единственной аристократией, которая хоть что-нибудь стоит, а потом оказалось, что мы даже не знаем имени хозяина. Как ты осмелилась совершить такое из ряда вон выходящее самоуправство? Я был убежден, что это твой дом. Что скажет хозяин?
– Что скажет хозяин? А что он может сказать? Он нас поблагодарит.
– Поблагодарит? За что?
На лице у Сэнди было полнейшее недоумение.
– Ваши странные речи смущают меня. Неужели вы думаете, что хозяину этого дома еще когда-нибудь выпадет честь принимать у себя столь важных гостей, как те, которые благодаря нам удостоили его своим посещением?
– Нет, пожалуй, такая честь ему никогда уже больше не выпадет. Я даже готов биться об заклад, что подобным посещением он удостоен впервые.
– Так пусть он будет нам благодарен, пусть проявит свою благодарность речами и смирением. Если он поступит иначе, он просто пес, потомок и предок псов.
Однако я чувствовал себя неловко. И опасался попасть в еще более неловкое положение. Пожалуй, всего благоразумнее забрать наших свиней и убраться. И я сказал:
– Мы зря тратим время, Сэнди. Пора собрать наших аристократок и двинуться в путь.
– Куда, благородный сэр и Хозяин?
– Как куда? Надо отвезти их домой.
– Вы только послушайте, что он говорит! Да они родились в разных концах земли! Каждая из них должна быть доставлена в ее собственный дом; но неужели вы думаете, что мы в состоянии совершить все эти путешествия за короткую жизнь, которой положил такой близкий предел тот, кто создал жизнь и смерть, создав Адама, согрешившего, вняв увещеваниям своей подруги, введенной в соблазн величайшим врагом человека, змеиным князем Сатаной, от века влекомым к этому злому делу непреодолимою злобой и завистью, свившими гнездо в его сердце из-за несбывшихся честолюбивых притязаний, которые исказили и загрязнили этого духа, некогда столь чистого и столь непорочного, что и ему было позволено витать вместе с лучезарными сонмами своих собратий в славе тех самых небес, где витают только достойные и…
– Черт побери!
– Милорд!
– Ты же знаешь, что у нас нет времени на такие длинные рассуждения. Мы успели бы всех развезти по домам за то время, которое ты тратишь, доказывая, что мы их развезти не успеем. Нужно не болтать, а дело делать. Попридержи свой язык, останови мельницу, сейчас на болтовню у нас времени нет. Поменьше слов, побольше дела. Кто развезет этих аристократок по домам?
– Их друзья. Они приедут за ними со всех концов земли.
Весть эта была нежданна, как гром среди ясного дня; весть эта была сладостна, как сладостна для узника весть о помиловании. Сэнди, конечно, останется здесь, со своими принцессами.
– Так вот что, Сэнди. Порученное нам дело мы успешно довели до благополучного конца, и я должен ехать к королю с докладом; и если когда-нибудь еще…
– Я готова; я поеду с вами.
Помилование было отменено.
– Как? Ты поедешь со мной? Зачем?
– Неужели я способна изменить своему рыцарю? Такая измена обесчестила бы меня. Я не могу расстаться с вами до тех пор, пока в рыцарском поединке на поле брани вас не одолеет какой-нибудь другой рыцарь и не отобьет меня по праву. Но я была бы достойна осуждения, если бы допустила хоть в мыслях, что это может случиться.
«Я избран ею на долгий срок, – подумал я и вздохнул. – Ну что ж, постараюсь извлечь из этого хоть какую-нибудь пользу». И я сказал:
– Хорошо, в таком случае едем сейчас же.