Назад в космос

Ю долго не подавал голоса. Эль сказал, что ему сильнее всего досталось, когда иные мыслящие выразили им коллективное отторжение. Сам Эль тоже был не особенно разговорчив. Он работал – сооружал формулировки для доклада, которого ждали кри. Доклад переводу на человеческие языки не поддавался. То, что создавал Эль, было одновременно отчетом, записью переговоров и комплексной моделью: отражало в грубом упрощении структуру мышления разумной расы, структуру контакта с ней и структуру ее эшелонированной реакции. Людям пришлось бы написать много слов и нарисовать много схем. Кри выстраивали один сложный многокомпонентный мысленный импульс. Но времени им на это требовалось примерно столько же.

Оптимистом, похоже, остался один Хейс. Он разговаривал с Ави – описывал ему случившееся и пытался объяснить, в чем проблема. Ави чуть позже сказал мне, что Хейс сейчас очень эмоционален. Это было ему в целом не свойственно. Но в остальном Хейс держался бодро.

Я уже начал беспокоиться, когда вернулся Ю. Думаю, он отреагировал на меня, как обычно.

– Грустно мне, Матвей, – сказал Ю и попросил: – Поговори со мной о чем-нибудь.

О чем-нибудь?

Я озадачился. Кри отлично видят, что происходит у нас в голове, поэтому у них выходит и развлечь, и утешить. А как действовать человеку? В обратном направлении? Недолго думая, я ляпнул первое, что пришло в голову:

– Почему вы не взяли девочек?

Ю удивился.

– В каком смысле? А, достроил-воспринял! Ты спрашиваешь, почему в экспедиции не оказалось землянок.

– Считается, что женщины создают уютную атмосферу. – Я улыбнулся. – Почему вы не пригласили лететь женщин? Женский мозг не такой удобный?

– Наоборот, – сказал Ю. – На самом деле Земля-женский гораздо ловчее симбиотируют. Это из-за меня.

Настал мой черед удивляться.

– Из-за тебя?

Ю помолчал.

– Все хотят как лучше, – сказал он с печалью, – а потом любовь, и все несчастны.

Я аж сел.

– Погоди. Ты же не хочешь сказать, что был влюблен в земную женщину?!

– Мы были взаимны.

Я задрал брови и смущенно кашлянул.

– Сказка какая-то, – сказал я. – В смысле, я тебе верю, но…

– Э! – Ю усмехнулся. – Влюбиться в бестелесный голос только за его замечательные душевные качества – это с вашей точки зрения странная блажь. А с нашей – признак высокий-развитие-сложность-уровень сознания.

– Но с твоей точки зрения она ведь не была бестелесным голосом.

– К сожалению! Матвей, у меня тоже есть ощутимое-реальное тело. Хотя и очень далеко отсюда. Мы бы показались друг другу одинаково странно и нелепо. В конце она был необходим теплокровный-мышцы-кости, а я был больно, что все так хорошо, но диффузии нет и никогда не случится. Мы решили не быть вместе. Расставаться. Пройдет время, будет забавно. Но еще нет.

– Понимаю. Извини.

– Мы просмотрели, когда готовы к полету, – сказал Ю. – В смысле, я, Эль и Хейс смотрели на друга. Видели, что я теперь опасаюсь Земля-женский-индивид. Не их самих, а риск, что похожая история. Это представилось бы грустный.

…Обычно кри выражаются очень ясно. Они великолепные переводчики, а синхронисты и вовсе непревзойденные. Они воспринимают не столько слова, сколько целый комплекс из сказанных слов, намерения говорящего и психологического состояния слушающего и всегда дают поправку на то и другое. Если кри впадает в косноязычие, для этого должна быть очень веская причина.

Я надеялся, что Ю скоро придет в себя и заговорит нормально. Я старался поддерживать беседу, делал вид, что все в порядке. Наверное, я слишком долго тянул. Надо было забить тревогу раньше. Ю забывал слова, а потом начал путаться и в синтаксисе. Если у человека путаются мысли, это неприятно, но естественно и в норме не опасно. Если путаются мысли у того, кто по сути своей – почти что чистая мысль… «Это как если бы у меня внутренние органы перепутались», – подумал я и испугался. Хорошо бы это оказалось только неудачным сравнением.

– Ю, – сказал я, – с тобой все в порядке? Ты выражаешься… неловко.

– Да, – подавленно признал Ю. – Я мутно. Надо отдохнуть. Потом мы попробуем еще раз.

Я вздохнул.

– Ю, ты только что проснулся.

– Надо отдохнуть. Не беспокойся, Матвей.

«Вот уж дудки», – подумал я и позвал:

– Ю!

– Надо отдохнуть.

Он ускользал. Я и прежде воспринимал только его присутствие – ни побуждений, ни чувств, ни движения мысли, – но сейчас от него оставались только слова. Слова и скорлупа ментальной капсулы.

– Ю, не уходи. Говори со мной. Пускай мутно, плевать на это. Ю!

– Не беспокойся, Матвей. Потом мы попробуем еще раз.

– Это что, запись? Ю, не надо так делать.

– Надо отдохнуть.

– Не уходи!

– Не беспокойся, Матвей.

Он закапсулировался настолько плотно и глухо, что я даже не понимал, спит ли он. Ю никогда раньше не отгораживался от меня записями, но я знал, что кри может установить эдакий «автоответчик». Обычно они делали это, когда обижались. Знаком занятости и неготовности общаться было простое молчание. Я сказанул какую-то глупость? Выбрал неудачную тему для разговора?.. Нет, что за чушь. Мы тут не по парку прогуливаемся, а Ю не ребенок, чтобы обижаться. Он не в порядке. Эль сказал, что ему крепко досталось.