Назад, в пионерское лето

— Юлька, дура, испорченной черешней накормила, — доверительно поведал мне затем первоотрядник, возвращаясь к своей кровати и усаживаясь на нее. — Мне сразу показалось, что с ней что-то не так — с черешней, в смысле, а не с Юлькой… Хотя и с Юлькой тоже: думать же надо, чем человека угощаешь! Ну меня и скрутило: дристал дальше, чем видел! Думал, окочурюсь!.. Вчера днем дело было.

Тоже приняв сидячее положение — но не свешивая ног на пол — я сочувственно покивал.

— К вечеру уже отпустило, но от нашей Зои Давыдовны так просто не вырвешься, — уже с усмешкой продолжил Васек. — Сказала: в лучшем случае утром, а то и еще на день тут задержит!

В этот момент в нашу палату вошла Алевтина Герасимовна.

— Что за посиделки?! — тут же сурово прикрикнула она на Игонина. — Болеешь — лежи в кровати!

— Так я уже здоров! — вскинув голову, заявил первоотрядник.

— Это Зоя Давыдовна будет решать! А сейчас — живо под одеяло и градусник под мышку! — медсестра протянула ему термометр.

Скривившись, Васек подчинился.

— А твои как дела? — повернулась ко мне Алевтина Герасимовна.

— Отлично! — растянул я рот в широкой улыбке. — Все прошло, как с белых яблонь дым!

— Держи градусник, Есенин! — позволила себе скупую полуулыбку медсестра.

— Я тут, в изоляторе, почитай, каждую смену гощу, — громким шепотом поведал мне Игонин, когда женщина удалилась, оставив нас мерять температуру. — Только обычно попозже. Как совсем уж достанут все эти идиотские подъемы, зарядки и линейки — организм словно сам понимает: нужен отдых! Ну и денька на три ложусь покайфовать. Здесь ведь еще как: палат мало, кладут в них в зависимости от того, чем заболел — и нередко пацаны и девки вперемешку лежат! Лафа!

С этим нюансом лагерной медицины я и сам сталкивался — три или четыре года назад — но думал, такой порядок распространяется только на детишек из младших отрядов, а оно вон, оказывается, как… Если, конечно, Васек не присочиняет, выдавая желаемое за действительное.

Алевтина Герасимовна вернулась ровно через десять минут, и не одна — следом за ней в палату вошла сухонькая старушка с виду лет чуть ли не девяноста — лагерный врач Зоя Давыдовна Гинсбург. Настоящая легенда «Полета» — наша с Младшим мама, отдыхавшая здесь пионеркой в 50-х, ее в лагере уже застала — и уже немолодой — ну и, вон, вожатая Марина, кажется, что-то такое говорила про кого-то из своих родителей. Да что там, ходили слухи, что когда-то Зоя Давыдовна пользовала самого Ленина — не в «Полете», конечно, в Горках! Чушь, скорее всего, но такое болтали.

Медсестра собрала градусники.

— У обоих — 36,6, — доложила она доктору.

— Славно, — кивнула Зоя Давыдовна.

Затем она нас осмотрела — сначала Игонина, потом меня. Позадавала вопросы — примерно те же, что вчера звучали из уст Алевтины Герасимовны.

— Не усматриваю ничего серьезного, — подвела итог врачиха, обращаясь не к нам, а исключительно к медсестре. — До полдника понаблюдаем, если все так и останется — будем сих орлов выписывать!

— Зачем до полдника? — робко подал голос Васек. — Почему не сразу? Сегодня соревнования по шашкам, я должен участвовать!

— Можете кормить, — проигнорировав первоотрядника, бросила Зоя Давыдовна Алевтине Герасимовне — и величаво удалилась.

— Черт! — буркнул Игонин, когда ушла и медсестра. — По шашкам я в пролете!

«А когда турнир? — осведомился у меня Младший. — Я в шашки неплохо играю, можно было бы звездочек на „Артек“ заработать!»

Я переадресовал его вопрос соседу по палате.

— Как обычно, в пять дня, — сообщил тот.

«Успеем, если отпустят к полднику!» — обрадовался мой внутренний собеседник.

— Так успеваешь же, — в свою очередь заметил я Игонину.

— Какое там! Отбор-то будет раньше, до обеда! — вздохнул Васек. — Больно уж много желающих выступить!

А, ну да, у нас в «Данко», наверное, так же…

На завтрак Алевтина Герасимовна принесла нам суховатый вареный рис и крепкий, но несладкий чай — ну да, своего рода диета для едва переставших болеть животов. Интересно, лагерная кухня на изолятор отдельно готовит?

«Меня спрашиваешь? — откликнулся Младший. — Если что, я не в курсе».

«Пожалуй, вопрос был риторическим…»

Еда, кстати, оказалась довольно вкусной, в тарелке у нас с юным пионером не осталось ни зернышка — а вот пустой чай мы допивали уже разве что не как лекарство, через силу.

Игонин свою порцию тоже съел с аппетитом.