Назад в СССР: 1984

— Я вам не мешаю? — поинтересовалась суровая медсестра, грозно уперев руки в бока. — Гена, ты так упадешь! Ногу не туда.

— Лена, ну перестань, — устало скривился Генка. — Это Леха, свой парень. Если бы не он, вряд ли я до госпиталя доехал бы. Лена, ну правда. Хочешь, я тебе апельсин подарю?

Медсестра Елена, шатенка лет тридцати, была официально приставлена к третьей палате хирургического отделения. В связи с тем, что других больных здесь не было, Генка оказался ее единственным пациентом, за которым требовался уход. Вот Лена и отыгрывалась по полной. Это уже потом появятся еще пациенты.

Глядя на повеселевшего Гену, она смягчилась.

— Ну ладно, — тень улыбки скользнула по ее лицу. — А апельсин себе оставь. Вам витамины нужнее.

— Дружище! — Иванец, неуклюже перебирая и цокая по полу костылями, заковылял ко мне.

При его словах мне даже не по себе стало — после той ночи, Генка полностью изменил ко мне отношение, напрочь забыв о том, что было в школе. Это хорошо, однако осадок-то у меня еще имелся. Впрочем, я не злопамятный. Никак не отреагировал, лишь улыбнулся. Пожал ему руку.

Мы добрались до его палаты, где бдительная медсестра нас наконец-то оставила в покое, заняв стул у дежурного врача.

— Ну, рассказывай! — с любопытством произнес я. — Что было, когда тебя вертушка забрала?

— Да ничего. Я же в полубреду был. Кипишь поднялся такой, ужас… — лениво отмахнулся тот. — Привезли, высадили на каком-то аэродроме. Машиной скорой помощи доставили прямо сюда. Плохо помню, почти все время спал. Самочувствие было настолько дерьмовым, что хотелось поскорее подохнуть. Я несколько дней лежал как бревно. Сегодня вот первый раз из палаты выпустили.

— А на костылях ходишь нормально!

— Да то я на лыжах с отцом в Домбае много раз катался. Что костыли, что лыжы… И то и то, неудобное. В общем, сделали операцию, ногу собрали обратно. Говорят, перелом сложный был, мог вообще без ноги остаться. Сделали снимок, обкололи всего болючими уколами. И сейчас ставят, на заднице уже живого места нет. Ну и все. Каждый день, по три раза процедуры, таблетки, перевязки какие-то. Устал быть амебой неповоротливой. Я тут уже седьмой день. Не, шестой. А, не важно. Ты-то как?

— Да меня на следующий день, к вечеру привезли. Тоже пневмония, хоть и легкая. Я же без бушлата по полям больше километра скакал, мокрый от пота. Вот меня и схватило. И то, врач сказал, что у меня организм крепкий. Выдержал.

Мы некоторое время сидели, разговаривали. Думали, что нас ждет, когда мы вернемся обратно в учебку. Наверняка случившееся на стрельбище скрыли, но перед этим всем раздали люлей и велели молчать. Сухову еще и выговор прилетел, за то, что допустили подобное. Хотя, в целом, его вины тут и не было.

Наказывать нужно было всех, начиная от связистов, которые не проверили рации, выдав их разряженными, и заканчивая дежурными на посту управления. Ведь, по сути, они просто забили болт на то, что одна точка оцепления не вышла на связь в назначенное время. Наши сержанты тоже молодцы — положили на службу, грея задницы в тепле. Ну и конечно же само командование, за общую халатность. Стрельбы еще не были окончены, а те уже решили отпраздновать… Тьфу!

Грубо говоря, сложилось так, что в одно время друг с другом сложилось столько неудачных факторов, что в совокупности и привело к инциденту. Прямо как тогда, на Чернобыльской АЭС в блочном щите управления реактора номер четыре. Двадцать шестого апреля восемьдесят шестого, в час двадцать три ночи.

Конечно, это официальная версия, признанная властями. Но мне казалось, что там было что-то еще…

Вдруг, в коридоре раздался какой-то шум, возмущенные голоса. Топот.

Мы оба недоуменно уставились на приоткрытую входную дверь. В проходе была видна спина медсестры Елены, которая упорно что-то кому-то доказывала. Но не вышло у нее. Девушку невозмутимо отодвинули в сторону и в третью палату вошел…

— Пап? — удивленно воскликнул Генка, изменившись в лице. — А ты-то здесь откуда?

— Генка! Сиди, сиди! — воскликнул Павел Сергеевич, решительно направившись к сыну. — Ты как?

— Нормально.

— У тебя нога сломана? — Иванец старший едва сдерживал эмоции. — Ну, козлы в погонах! Они едва мне сына не угробили!

Скользнув по мне безразличным взглядом, Павел Сергеевич заботливо приобнял сына. Сам Гена почувствовал себя неловко, кажется, даже покраснел.

— Так, а ты чего здесь, пап? — повторил Гена, немного отстранившись. Эти телячьи нежности показались ему перебором.

— А разве я мог остаться в стороне? — на эмоциях ответил тот, вопросом на вопрос. — Мне сообщили, что ты получил серьезную травму и едва не погиб. Вертолетом был доставлен в военный госпиталь Краснодара, ну и вот я здесь. Должен был лично убедиться, что ты жив. Мне даже не сообщили официально, представляешь? Совсем страх потеряли! Ну ничего, я тут всем покажу…

Мне все стало ясно. Скорее всего, кто-то в учебке присматривал за Генкой, периодически докладывая Павлу Сергеевичу наиболее ценную информацию. Впрочем, я даже не был удивлен. Вопрос только в том, кто этот смотрящий?!