Назад, в жизнь

- О какой избранности ты говоришь? – удивился он. – Да я самый обыкновенный...

- Ты не понял меня. На тысячи и тысячи претендентов лишь одному выпадает великое счастье спуститься в Жизнь. Ты и есть Тот Самый – Один На Тысячи! Люди прекрасно знают об этом, но почему-то постоянно забывают. – Она умолкла, вгляделась в него своим особым, обнажающим душу взглядом и с грустной улыбкой проговорила: - Ну вот, кажется цель достигнута. Моя проповедь пробудила тебя от спячки, и ты задумался, как лучше использовать мгновение – схватить меня в объятия или броситься с повинной к ногам супруги. Не стесняйся, мой Фауст. Ты волен решать сам, что для тебя важнее.

Он резко встал, в сердцах наподдав попавшийся на пути стул, нервно, жадно закурил.

- Ты... ты черт знает, что такое!

Она робко подошла сзади, прильнула к его спине:

- И даже хуже, чем черт знает что. Потому что я знаю: что бы я ни говорила, ты останешься верен себе. Так уж ты запрограммирован. Пока я рядом, тебя будут мучить угрызения совести и неизгладимые, утраченные картины былого. Когда же мой срок истечет, ты сделаешь меня героиней своих грез. Увы, я, как никто другой, подхожу для этой роли. – Она горестно усмехнулась. – Ты станешь бережно и рьяно хранить каждое оброненное мною слово, каждое мгновение нашего сегодня. Мне бы радоваться этому. Не сейчас – потом ты будешь безраздельно принадлежать мне одной. Даже умирая глубоким стариком ты будешь, как заклинание, шептать мое имя. Да только ты мне нужен сегодня. Сейчас.

Он резко обернулся, отшвырнув недокуренную сигарету и, схватив ее в объятия, хрипло прошептал, касаясь губами ее теплых, ароматных волос:

- Уговорила. Пусть будет все, как ты хочешь. Я принадлежу тебе. Тебе одной. Каждый миг нашего сейчас.

Минуты, последовавшие затем, были самыми волнующими и прекрасными из всех, когда-либо пережитых ею. Минуты, которые естественно и незаметно складывались в часы вселенского блаженства. Она-таки получила то, ради чего отважилась на свой отчаянный прыжок.

- Спасибо... спасибо тебе, мой желанный, мой на веки единственный, - опьяняя его потоком шквальных эмоций, шептала девушка, запрокинув голову, разметав по подушке бронзовую путаницу волос. – Я унесу с собой этот день. Этот миг. Это невообразимое счастье.

- Кажется, ты заразилась моей ностальгией, забыв о том, чему сама же пыталась меня научить, - улыбнулся он, лаская ее гибкое, доверчиво изогнутое ему навстречу тело. – Зачем тебе воспоминания, когда нам так хорошо сегодня, сейчас. И почему ты все время говоришь о разлуке? Я вовсе не собираюсь тебя никуда отпускать. Ты теперь принадлежишь мне. А я тебе.

- Прости. Это потому, что я очень боюсь тебя потерять.

Тигран уснул лишь где-то под утро. Ничто не мешало ей созерцать его, наслаждаться его близостью, его осязаемой реальностью. Опираясь на локоть, она склонилась над ним, с торжеством и нежностью вглядываясь в его сомкнутые веки, в излом горностаевых бровей, в четкий рисунок мужественных и чувственных губ, только что покрывавших сводящими с ума поцелуями ее лицо... тело.

Она стремилась навсегда вобрать в себя облик своего избранника, путь к которому еще вчера казался ей неосуществимым и эфемерным. Она упивалась своей победой – над ним, над временем, над судьбой и вечностью. Она была сейчас орлицей, а он – ее добычей. Девушка тихонько коснулась пальцем его мерно вздымавшегося кадыка, яремной впадины в излучине ключиц, нежно провела ладонью по щеке – волоски, успевшие за день чуть-чуть отрасти, приятно пружинили под рукой. Он пробормотал во сне что-то невнятное и она, безраздельно царя над распростертым возлюбленным, беззвучно, радостно рассмеялась. Увы, она слишком хорошо понимала, что обладание это ложно и скоротечно. Но прелесть его заключалась в первую очередь в том, что оно состоялось.

ГЛАВА 8

Выходные кончились. Тигран ушел на работу. Стоя у раскрытого окна, девушка вслушивалась в шелест листвы, в гул проносящихся внизу машин, в веселую перекличку дворовых детей, и блаженная улыбка озаряла ее одухотворенное лицо. Ей хотелось петь. Впервые она познавала вкус счастья, аромат счастья, вибрации счастья.

Я вернулась, папа, - тихонько прошептала она. - Вернулась!

К окну прилетел воробей. Обычно пугливая пичужка, звонко цокая коготками, бесстрашно разгуливала по жестяному карнизу в полуметре от девушки. Сбегав на кухню, она принесла кусок хлеба и раскрошила его на карнизе. На угощение слетелась целая стайка воробьев. Девушка облокоти-лась о подоконник, наблюдая за ними. Не обращая на нее внимания, воробьи продолжали жадно клевать хлебные крошки.

Озадаченная отсутствием реакции с их стороны, она вытянула вперед руку и опустила ее поперек карниза. Воробьи деловито выбирали клювиками крошки из-под непрошенной преграды, перепрыгивали, перепархивали через нее так, будто это была какая-нибудь неодушевленная ветка или камень. Девушка нахмурилась, закусила губу. И в сердцах захлопнув окно, ушла в глубь комнаты.

В этот вечер Тигран вернулся не в духе.

- Чем ты так озабочен, мой Фауст? – поинтересовалась девушка.