Наживка для крокодила

– В том-то и дело, что парень «тертый». С вами, ментами, вообще, тяжело. Умные вы чересчур. – Отодвинув ящик стола, он вынул лист бумаги. Одного моего взгляда было достаточно, чтобы понять – передо мной агентурное сообщение.

«Между мной и арестованным Табанцевым сложились доверительные отношения. В связи с тем что я, очевидно, вскоре буду осужден и мне будет назначено наказание, не связанное с лишением свободы, Табанцев стал проявлять ко мне интерес…».

Э-эх… Наивность человеческая! Я не судья, но три-четыре года на «общаке» я тебе могу гарантировать.

«… В ходе разговоров он выяснял, с кем я поддерживаю отношения, кого из сотрудников милиции знаю, когда у меня суд. Узнав, что суд через неделю и что я вскоре буду переведен в другую камеру, он попросил меня после суда съездить на адрес: ул. Железнодорожная, д. 56, кв. 18, к его матери и передать ей следующее: «Я все помню. Если не хочешь, чтобы я поссорил тебя со всем миром, найми хорошего адвоката и положи мою долю наследства на зарубежный счет»…

Это что за шифровка?!

– Адрес «пробивали»? – автоматически спросил я, совершенно позабыв, где нахожусь.

– Андрюша, это ваше дело – адреса «пробивать»! – возмутился Федорцов. – А наше – на путь истинный вас направлять! Если я еще по хатам мотаться начну…

Понятно, понятно… Извини за ляп. На сообщении – ни исходящего номера, ни резолюций. Под текстом – вчерашнее число и подпись: «Птичник».

– Спасибо за чай и за помощь, Арканя! – Я вернул ему лист. – Ты мне сейчас очень помог.

Невозможно описать чувства Табанцева, когда он увидел меня за столом. Злоба, раздражение, досада и разочарование. «Четыре в одном». Резко развернувшись в дверях, он сказал:

– Уведите меня обратно в камеру.

– Пшшел! – Женщина-конвоир, похожая на Монсерат Кабалье, толкнула Виталия Алексеевича то ли бюстом, то ли животом. – К тебе тут не на свиданку привалили, а по делам!

Табанцев сел за стол и уставился в стену.

– Как кормят?

Этот, хоть и подлый, но вполне безобидный вопрос вовсе не являлся основанием для того, чтобы пройтись матом в адрес моей матушки. Но это тем не менее прозвучало.

– Слушай, Табанцев, – мне пришлось резко наклониться над столом, – я ведь еще не делал заявления относительно своего столкновения с «Тойотой»! За организацию заказного убийства сотрудника милиции тебе на суде прокурор попу разорвет. Тут никаких «поглощений» одного срока другим не будет! Будет одно сложение лет! Хочешь попасть в Книгу рекордов Гиннесса? Как человек, получивший на суде больше, чем Бен Ладен?

– У тебя доказывать нечем. Можно сигарету?

– Кури на здоровье. Доказухи у меня больше, чем нужно. Заключение судмедэкспертизы, Домушин со своими показаниями и помятая «Тойота». Если бы ты был по-прежнему майором Табанцевым, то мое заявление выглядело бы, как записка сумасшедшего. А теперь, единожды солгавши, кто тебе поверит?

Разговаривая с майором, встречая его полное несогласие идти на контакт, я постоянно думал, а стоит ли поднимать вопрос о Птичнике? С одной стороны, я могу пойти по ложному пути и, начав отрабатывать адрес, потерять время. С другой, поняв, что он «офлажкован», Табанцев может совершить глупость и «расколоться» на нелепой случайности.

– Ладно, Виталий Алексеевич, хватит. Ты просто «быкуешь», а разговаривать с «быками» я не умею. Адвокат нужен? Без подлянок? Денег у тебя в кубышках – пруд пруди. Потянешь хоть Борщевского, хоть Кучерену, хоть Падву. Звякнуть кому? Сколько предлагать?

– Пошел ты… – Табанцев культурно сплюнул в стоящую рядом пепельницу. – Для себя правозащитника припаси. Скоро здесь встретимся.

– В суде. Последний вопрос. – Я наклонился к Табанцеву и шепотом спросил: – Что ты Шарагину сказал?

Майор секунду думал, а потом так же шепотом зловеще произнес:

– Что ты Жилко только что завалил, а сейчас к нему едешь.

Я окликнул конвоира и встал из-за стола:

– Мне терять нечего. Не нужно о сокровищах думать. Если я сюда и войду, то моего на воле ничего не останется. Прощай, Табанцев.

И тут он понял.

До него дошло, что я владею информацией и слово «прощай», в конце, прозвучало для него как приговор.

Я уходил по одному коридору, Табанцева уводили по другому. Когда я вышел на улицу, в моих ушах звенело:

– Горский, сука! Будь ты проклят! Сдохнешь скоро, как собака! Я обещаю!..

Улица Железнодорожная. Мы с Ваней вышли на перекрестке и уперлись в дом «номер сорок». Недалеко и до дома номер «пятьдесят шесть».

Я взял с собой Бурлака, а не Верховцева. Слишком мало времени прошло с того момента, как он поднялся на ноги. Димка поправился за пять дней. Ему что-то вливали и чем-то кололи и в итоге велели пару недель полежать дома. Но Верховцев не из тех, кто лежит. Он быстро возвратился в строй. Однако я не торопился привлекать его к работе и давал возможность побольше отдыхать.