В отдалении, положив руку на выступающий живот, важно восседал на диване кругленький, щетинистый и звероподобный, с густой курчавой бородой, в которой потерялись щеки, Хасани Халил, за глаза именовавшийся Бешеным Кабаном. За его поясом был кинжал в серебряных ножнах, отделанный драгоценными камнями, на боку деревянная кобура с увесистым оружием — скорее всего, русским автоматическим пистолетом Стечкина. Он смотрел на всех с нескрываемой злобой. После смерти Большого Имама именно к нему перешло руководство бандой.
Хайбибула вежливо и витиевато поприветствовал присутствующих. Ответили ему холодно и формально. Собравшиеся здесь люди были взведены и не без оснований ожидали от встречи каких-то взаимных подлостей.
Война приучает экономить время и силы, поэтому вместо обычных цветистых вступлений, когда надлежит пару часов интересоваться здоровьем всех родственников, видами на урожай и падежом скота, Хайбибула сразу взял быка за рога:
— Бекрай мы не удержим. Сегодня на Большом совете я дам согласие на то, чтобы вывести наши части по договору с правительством через коридор. Без тяжелого вооружения и техники.
— И оставить наших братьев на съедение шайтанам? — засмеялся Бешеный Кабан; его улыбка походила больше на оскал, кривые желтые зубы выступали вперед.
В двухсоттысячном городе сконцентрировались значительные силы моджахедов из Халифата и дружественных ему исламских организаций. Население было суннитское, поддерживавшее воинов ислама. Но все это не спасало положения. Правительственные войска плотно обложили город, бросали сюда свежие резервы. И сержантскую школу они рано или поздно возьмут, после чего перекроют снабжение моджахедам. А дальше начнется долгая кровопролитная зачистка улиц, которая заберет немало жизней с обеих сторон, и итог ее предрешен — возвращение города под контроль правительства. А это важный оплот — таковых оставалось с каждым месяцем все меньше.
— Мы сохраним наших братьев живыми, — сказал Хайбибула. — И снова возьмем город. А если все погибнем здесь, то не возьмем уже ничего.
— Мы разоружимся. А они разбомбят наши колонны, — еще шире улыбнулся Бешеный Кабан.
— Этого не будет. Они всегда выполняли подобные договора.
— Благодаря этим договорам мы потеряли половину наших территорий и вскоре окажемся в пустыне, где нас легко можно перещелкать с вертолетов!
— И все-таки мы сделаем это, — как можно более спокойно произнес Хайбибула.
— Никто меня не заставит сделать это! — воскликнул Кабан.
— Ты подчиняешься Большому совету, Хасани. И ты много на себя берешь, — грозно нахмурился Хайбибула. — И вообще, кто стоит за тобой? Тебя Большой Имам лично назначил своим наследником?
— Мне подчиняются его люди, и этого достаточно! — презрительно процедил Кабан.
— Только часть людей тебе подчиняется. А еще больше ищут, к кому перебежать.
— Мои люди будут со мной!
— Мы сдаем город, — хлопнул себя по колену Хайбибула.
— Да? Ты думаешь, так трудно сорвать ваши договоренности с неверными? Достаточно пары снарядов… Нет, Хайбибула, мы будем биться до последнего. И сдохнем здесь, переломив хребет врагам. Этого хотел Большой Имам. Этого хочу я. Этого хотят мои люди. И вы не заключите этот шайтанов договор.
— А со своих ли ты слов поешь, Хасани? — внимательно посмотрел на собеседника Хайбибула.
— Моими устами вещает сам Аллах.
— Твоими устами говорят неверные из-за океана! — не выдержав, вступил в разговор Зияульхак. Он вскочил, подбежал к Кабану и навис над ним — тощий, сгорбленный, как вопросительный знак, и очень свирепый. — Ты выдал себя, Хасани! Это американцам надо, чтобы мы здесь сдохли! Им не нужна наша победа! Им нужно, чтобы мы все больше убивали друг друга! И Большой Имам пел с их голоса!
— Да? — Глаза Кабана наливались кровью. — А хотя бы и так. Неужели ты думаешь, что мы продержались бы сами? Что, боеприпасы берутся из воздуха? Война — это озеро, которое питают реки оружия и денег. Неужели ты полагаешь, что без покровительства Америки у нас было бы хоть что-то? Что наши саудовские друзья были бы такими друзьями? Что мы не скрывались бы сейчас в горах, боясь высунуть нос? Ты правда настолько глуп?
В общем-то, Кабан говорил очевидные вещи. Если окончательно испортить отношения с американцами — не будет тогда ни оружия, ни денег, вообще ничего. И Халифат имеет все шансы сдуться бесповоротно и быстро. Вот только упускал он из виду одну существенную деталь — в Халифате начали брать верх фанатики, для которых одно упоминание США звучало громогласными трубами священного джихада. Соединенные Штаты являлись главным пугалом, символом сатанинской власти Запада.
— Америка — большой шайтан. Ты — сын шайтана. И упоминание Аллаха в твоих устах — кощунство, — с каким-то злобным удовлетворением произнес Зияульхак, относившийся как раз к таким фанатикам. — Ты больше не командир. Твои люди разоружаются. Большой совет решит твою судьбу!
С Большим Имамом он не посмел бы так говорить. Но Кабану было далеко до авторитета и значения своего предшественника, и в глубине души он сам это понимал.