Нажмите кнопку

– Послушай, – сказал Уэндалл, когда сбор пожертвований подошел к концу, – а откуда ты знаешь, что это не ты?

– Потому что это не я, – прошептал в ответ старик. – Это он.

– Безумие какое-то. Но если бы тебя здесь не было, он был бы просто хитроумной, но мертвой конструкцией.

– Нет, – покачал головой Моффат, – нет. Он гораздо больше.

– Послушай, ты говорил, тебя беспокоит то, что от него хотят избавиться.

Старик что-то проворчал.

– Так вот, – продолжал Уэндалл, – мне кажется, ты делаешь все это сам, но бессознательно.

Старик задумался над этим. Конечно, орган просто инструмент, он это знает. И звуками управляют его собственные руки и ноги. Без них орган был бы, как сказал Уэндалл, просто хитроумной конструкцией. Трубы, рычаги, неподвижные ряды клавиш, кнопки, педали и сжатый воздух.

– Ну, что скажешь? – спросил Уэндалл.

Мистер Моффат посмотрел на неф.

– Время для «Благословения», – сказал он.

Посреди «Благословения» выдвижной рычаг громкости выскочил, и, прежде чем трясущаяся рука Моффата задвинула его обратно, воздух вздрогнул от громового аккорда, церковь наполнилась всепоглощающим дрожащим звуком.

– Это не я! – просипел он, когда «Благословение» кончилось. – Я видел, рычаг выскочил сам!

– Я не заметил, – сказал Уэндалл.

Мистер Моффат посмотрел вниз, где священник начал читать слова следующего гимна.

– Надо остановить службу. – Голос Моффата дрожал.

– Мы не можем.

– Но что-то вот-вот произойдет, я чувствую.

– Что может произойти? – фыркнул Уэндалл. – В худшем случае прозвучит пара фальшивых нот.

Старик сидел напрягшись и глядел на клавиши. Сцепленные руки лежали на коленях. Затем, когда священник начал читать гимн заново, мистер Моффат заиграл вступительную фразу. Прихожане встали и, после тишины длиной в мгновение, принялись петь.

На этот раз произошедшего не заметил никто, кроме мистера Моффата.

Звук органа обладает тем, что называется инертностью, объективной характеристикой. Органист не в силах изменить качество звука, это попросту невозможно.

Однако мистер Моффат явственно услышал в музыке собственное беспокойство. По спине прошел холодок дурного предчувствия. Он служил органистом тридцать лет. И изучил этот орган лучше всех. Пальцы помнили каждую клавишу, а уши знали каждый звук.

Но в это утро он играл на неведомом ему механизме.

Механизме, электродвигатель которого не отключился, когда закончился гимн.

– Выключи еще раз, – сказал Уэндалл.

– Я выключил, – испуганным шепотом ответил старик.

– Попробуй еще.

Моффат нажал на выключатель. Двигатель работал. Он нажал снова. Двигатель продолжал работать. Он стиснул зубы и в седьмой раз нажал на выключатель.

Мотор замер.

– Мне все это не нравится, – слабо проговорил Моффат.

– Слушай, я уже видел такое раньше. Когда ты нажимаешь на выключатель, между медными контактами оказывается фарфоровый язычок. Это перекрывает электрический ток. Так вот, ты столько раз нажимал на выключатель, что на фарфоре образовался налет меди, и электричество проходит через этот налет. Даже когда выключатель нажат. Я уже видел подобное раньше.

Старик отрицательно покачал головой.

– Он все понимает, – сказал он.

– Это безумие, – заявил Уэндалл.

– Неужели?

Они находились в комнатке с электродвигателем. Внизу священник продолжал службу.

– Совершенно точно. Это же орган, а не человек.

– Я уже не так в этом уверен, – сказал Моффат без всякого выражения.

– Послушай, хочешь знать, в чем может быть причина?

– Он знает, что от него хотят избавиться, – повторил старик. – Вот в чем причина.

– О, ну хватит уже! – Уэндалл нетерпеливо переминался на месте. – Я скажу тебе, в чем причина. Это старая церковь, и орган расшатывает ее стены уже восемьдесят лет. Восемьдесят лет вибрации. Стены начали коробиться, полы – проседать. А по мере того как проседает пол, двигатель перекашивается, провода растягиваются, образуется электрическая дуга.

– Дуга?

– Ну конечно. Электричество идет по дуге.

– Не понимаю.

– Лишнее электричество попадает на двигатель, – пояснил Уэндалл. – В таких моторах образуется электромагнитное поле. Чем больше электричества, тем больше перегрузка. Наверное, ее достаточно, чтобы вызвать все эти явления.

– Но даже если и так, почему он мне сопротивляется?

– Перестань так говорить! – возмутился Уэндалл.

– Но я же знаю, я чувствую!

– Надо отремонтировать электропривод, и все дела. Идем, пошли отсюда. Здесь жарко.

Снова сев на скамью, мистер Моффат замер, пристально глядя на террасы клавиш.

Правда ли то, размышлял он, о чем говорил сейчас Уэндалл, – что причина отчасти в неисправном моторе, отчасти в нем самом? Нельзя делать поспешных выводов, даже если так. Хотя, конечно, в объяснении Уэндалла присутствует здравое зерно.

Мистер Моффат ощущал покалывание в голове. Он чуть вздрогнул и поморщился.

Однако если присмотреться к тому, что происходит: клавиши опускаются сами собой, рычаги выскакивают, громкость не регулируется, звук окрашен эмоциями, хотя должен быть начисто их лишен… Расстройство ли это механизма или расстройство в нем самом, подобное кажется невероятным.