Назначьте ведьме адвоката

Каждый день — снег не снег, дождь не дождь, жара не жара — Мамаша Бэнкс приносила кофе. Жидкость, сладкая до приторности, очень светлая, щедро сдобренная всё теми же сливками, плескалась в огромном бидоне с толстой, плотно притёртой пробковой крышкой. Связка медных кружек позвякивала у мамаши на поясе — на старой пеньковой верёвке, продетой в дужки погнутых ручек. За собой толстуха волочила низенькую тележку на кривоватых деревянных колёсиках. А в ней, горкой, бутерброды в промасленных бумажках: огромные куски пшеничного хлеба и жареная картошка с сочащейся жиром рыбой.

Бутерброды доставались Тейлору нечасто, всё-таки стоили целый фартинг. А вот на кружку мамашиного кофе он всегда старался наскрести, хоть иногда это и было трудновато. Но лучше уж обойтись без обеда, чем без горячей кружки.

В полдень появлялась Мамаша и жизнь на пристани останавливалась. И даже всесильный начальник порта с этим ничего поделать не мог, да и не пытался. Кофе в двенадцать часов дня — это святое. Без его сладости, от которой нещадно ломит зубы, до вечера не дожить. Спина треснет под неподъёмными мешками и ящиками, колени подломятся, нога соскользнёт-таки с мокрых, трясущихся, будто в припадке сходен.

По крайней мере, именно так и казалось: не выпьешь кофе — треснет, подломятся, соскользнёт. А тут: лежишь на мягких тюках с шерстью. В стороне, дымя дешёвыми самокрученными папиросами, негромко толкуют о чём-то своём мужики. Кружка ещё почти полная, а напоследок, на дне обязательно останутся не растворившиеся крупинки сахара, которые нужно вытряхнуть в сложенную ковшиком ладошку и слизнуть языком. А перетруженные мышцы уже не так мучительно ноют. И Мамаша, может, подойдёт напоследок, неловко неумело по волосам погладит, вздохнёт о чём-то своём…

Тейлор криво усмехнулся собственному отражению. Оказывается, он перед зеркалом стоял и, наверное, уже довольно давно — кофе успело порядком остыть. Задумался, понимаешь, в воспоминания ударился. Ну что ж, все мы человеки и ничто человеческое нам не чуждо.

Инквизитор одним глотком допил тепловатую, как парное молоко, жидкость. Было совсем невкусно, но не выливать же!

— Господин, — скорбно сообщил Джинс, появившийся на пороге бесшумно, словно призрак. — Вы велели подготовить вам рубашку с плоёной грудью. Но тут…

— Её погрызли мыши? — предположил инспектор. — Или моль?

— Господин Тейлор, — оскорбился в лучших чувствах старый слуга. — Вы вот шутить изволите, а у меня никогда!.. Я не позволю себе!..

— Да знаю, знаю, — оставив чашку под зеркалом, инквизитор подошёл, приобнял камердинера за плечи, подтолкнул в сторону гардеробной, — мимо тебя ни один таракан не проскочит. Так что там с рубашкой приключилось?

— Да вот, извольте взглянуть, служанка воротничок сожгла, пятно осталось! — со слезой в голосе и почему-то полушёпотом сообщил Джинс, сунув белый ком едва не под нос хозяину.

Тейлор ком послушно изучил и отодвинул его в сторону.

— Других рубашек у меня нет? — поинтересовался скептически.

— Да как же нет? — возмутился камердинер. — Все в полном порядке. Только вот с манишкой у прачки, да с отложным воротничком у неё же. А остальные, извольте убедиться…

— Сколько?

— Что… сколько? — осторожно переспросил Джинс.