Назовем ее Анной

— Милая, давай поговорим обо всем при личной встрече, — мягко попросила Элен.

— Да ты что! — возмутилась Сью. — Я же спать не смогу, пока всего не узнаю. Давай в общих чертах все обговорим, а при личной встрече обсудим детально. Эй, Элен, ты что молчишь? Ты меня слышишь? Я правильно поняла, что наш классик решил продать нечто более существенное и дорогое, чем свой писательский труд, так?

— Так, — нехотя подтвердила Элен.

— И, видимо, продал, если отклонил предложенную мной помощь, да?

— Да, — прозвучал еле слышный ответ.

— Ну и чего ты нос повесила? Человек самостоятельно нашел возможность выбраться из затруднительного положения, и нам уже не нужно ломать голову над тем, как ему помочь. Я правильно рассуждаю?

— Правильно, — со вздохом согласилась Элен.

— И какие проблемы?

— Да вот, ломаю голову, как бы помочь самой себе…

И такая печаль прозвучала в ее голосе, что Сью не на шутку забеспокоилась.

— Выставка, аукцион… Дальше что? — Голос ее был строгим.

— Он пригласил меня прогуляться.

— Писал бы лучше свои романы, — ворчливо отреагировала Сью. — И что ему от тебя нужно?

А действительно, что ему от меня было нужно? Возможно, Патриком руководила благодарность? Или желание поставить благородную точку в наших отношениях? Все-таки Найджел Беккер— наш общий приятель, и это само по себе обязывало завершить недолгий контакт на ноте предельного миролюбия.

— Эй, Элен, — заволновался голос в трубке. — Ты, кажется, опять закрыла створки своей раковины?

— Сью, мне придется вернуться к самому началу нашего разговора: я влюбилась в Патрика. Подожди, не горячись… Сама понимаю всю безнадежность моего чувства. Надеюсь, что переживу и эту напасть. Тут еще Мелисса…

Снова допущена ошибка! Ни в коем случае нельзя было произносить ненавистное для Сью имя. Что делать с Патриком, она еще не решила, а вот в отношении Мелиссы — всегда во всеоружии.

— Дорогая, уходи от нее! Моя мама сказала: в любой момент и на любой срок примем тебя в нашем доме. Родство Корнеров и Гарди дальнее, но отношения между нами всегда были куда более близкими и теплыми, чем между Корнерами и Корнерами. Ты поняла меня? Оставаться у паучихи — значит плодить проблемы, а не разрешать их.

— Передай, дорогая, спасибо тете Лиз. Твоя мама всегда была ко мне очень добра. Но сегодня ты уже дважды не по делу выступаешь против Мелиссы.

— Я?! Да ты сама дважды на нее сослалась! — Сью решительно и деловито подвела итоги. — Встречаемся завтра в два у меня! К этому времени я успею прояснить кое-что, и начнем действовать!

Что на уме у этой неисправимой оптимистки? Пока приходится признать: беседа не оправдала надежд Элен. Утешение не пришло. Наоборот, только прибавилось тревоги: неизвестно, что еще надумает милосердная сестрица! Главное, ни в коем случае нельзя допустить ее встречи с Мелиссой. Этот узел придется разрубать самой.

Разговор с Мелиссой неизбежен, значит, не надо откладывать его «на потом». Элен приняла душ, надела старенькое, еще бирмингемских времен, платье, которое, оставаясь вполне приличным, по сроку службы и старомодности использовалось как домашнее. В выборе наряда не последнюю роль сыграло нежелание предстать перед теткой в одежде, которую та подарила.

Мелисса, надо отдать ей должное, исключительно щедра на подарки. И чем решительней были протесты одариваемой, тем с большей настойчивостью действовала дарительница. Ее «Ну-ка, примерь» и дальнейший показ обновок приятельницам обижали Элен. Но, что стоит отметить особо, это не мешало ей испытывать благодарность, которую, несомненно, заслуживала миссис Корнер.

Обычно один час вечером они проводили вместе в просторной, но, как все у Мелиссы, причудливо оформленной гостиной. На полу из-за ковров не разглядеть паркета. Фотографии, картины, гобелены, полочки не давали возможности увидеть узор обоев. Окна, дверные проемы утопали в шелковой роскоши занавесей и драпри.

Элен не любила эти вечерние посиделки. Гостиная воспринималась ею как сценическая площадка для моноспектакля, в котором единственную роль исполняла вечная актриса — миссис Корнер.

А сегодня все это богатое убранство диссонировало с образом тоскующей героини, который пыталась воплотить Мелисса. Играла ли она сейчас, или действительно какие-то серьезные переживания согнули ее всегда прямую спину? Опущенные уголки рта, вялые жесты. Да Мелисса ли это?

Элен отодвинула тяжелый шелк драпри и в смущении застыла на пороге комнаты.

— Добрый вечер. Я не помешаю, Мелисса? Может быть, тебе опять хочется побыть одной?

— Заходи. Присаживайся. Нет, не туда. Сядь в это кресло, поближе ко мне — я хочу видеть твои глаза.

Растерянно взглянув на тетку, скованная необычайностью ее поведения девушка опустилась в указанное кресло.

— В чем дело, Мелисса?

— Ты считаешь меня добрым человеком? — строго спросила та.

— Так легко расставаться с деньгами, как ты, может только щедрый человек… — Элен не без труда подбирала слова. Но ее простосердечное лукавство было легко разгадано собеседницей.