Назови меня своей

Сердце затрепетало бабочкой от знакомого беспомощного ощущения, и я на мгновение задержала дыхание, понимая, что — да, всё случится прямо здесь и сейчас. Даже если бы я попробовала возразить, это ничего бы не изменило. Мартин навис надо мной, упёршись руками в скамейку, наши лица разделяли считанные сантиметры, и все его мысли я легко читала во взгляде. Многообещающем, горящем, отлично дополнявшем порочную улыбку, кривившую его рот. Вспомнив, что он может со мной сделать, я отчаянно покраснела и всё же отвела глаза, прикрыв ресницами, в груди на мгновение сжалось от приступа страха: а ну как вампиру не понравится моя реакция?! И снова наказание… О-о-ох. При мысли о той комнате мышцы внутри сжал спазм, и я невольно выгнулась, хватая ртом воздух, совсем растерявшись от такого сильного отклика тела всего лишь на воспоминания. Боже мой, кажется, идея наказания вовсе не пугает, как раньше. Кожа вспыхнула, едва я подумала о будоражащих кровь ощущениях от той штуки, которой меня отхлестали тогда, и это совпало с действиями Мартина. Его горячий, нетерпеливый рот накрыл бесстыдно торчавшую вершинку соска, и лорд чувствительно прикусил её, отчего я не сдержалась и тихо вскрикнула, выгнувшись навстречу и крепко зажмурившись.

Носфайи ненадолго понял голову и негромко произнёс, пристально глядя на меня:

— Не думай, Леллиаль. Хватит. Позволь себе просто… наслаждаться, — он улыбнулся той самой непристойной улыбкой, от которой внутри всё сладко замирало в предвкушении, и намеренная пауза не ушла от моего внимания.

Не думать. Наслаждаться. Наверное, да, он прав. Время для раздумий закончилось, я сама это признала, и прошедшая ночь многое открыла для меня. Не всё, конечно, до этого ещё далеко. Но… Я длинно вздохнула и окончательно расслабилась, сдаваясь на милость своего желания, желаний Мартина и тех чувств, которые бурлили в крови и стекали к низу живота огненной рекой.

— Послушная девочка, — одобрительно произнёс Мартин, заметив мою реакцию, и его ладони провели по моим бёдрам. А потом он мягко добавил. — Подними ножку, Лёля. И помни про руки, — хоть и звучало предупреждающе, но появившаяся хрипотца добавила чувственности, и моё тело превратилось в податливый воск.

Тяжело дыша, я покорно поставила ногу на край скамейки, и на лодыжку тут же легла тёплая ладонь, погладила и аккуратно обхватила. Пришлось прикусить губу, меня закрутил мощный вихрь ощущений, желание опалило изнутри огненным языком, а мышцы скрутила болезненная судорога. В следующий момент моя нога оказалась высоко поднята и… Мартин уложил её на спинку скамейки. Я задохнулась от острого приступа смущения, смешанного с вожделением, между бёдер всё жарко пульсировало, уже давно готовое для смелых ласк. Я тонула в обжигающе-сладком мёде страсти, захлёбывалась в эмоциях, и не могла справиться с дрожью, охватившей с ног до головы. Да простит меня бог, я хотела принадлежать Мартину, здесь и сейчас, хотела, чтобы он взял меня, утолил этот жадный голод, терзавший тело. Его руки легко откинули юбку, полностью обнажив мои ноги до самого пояса, без труда отвели мою вторую ногу, открывая, делая совсем доступной. Пальцы вампира пробежались по болезненно чувствительной коже, заставив коротко застонать, нежно погладили низ живота, и последовало следующее указание:

— Не шевелись, Лёля. Лежи смирно.

— Ч-что?.. — вырвалось у меня сипло, я уставилась на вампира ошалелым взглядом, плохо понимая, что он говорит.

Мартин же усмехнулся, наклонился и легонько поцеловал низ живота, отчего внутри всё сжалось, послав по телу разряд удовольствия.

— Я хочу, чтобы ты не двигалась, крош-шка, — терпеливо повторил Мартин. — Что бы я не делал.

От этого предупреждения окатил новый вал эмоций, от которых перед глазами закружились разноцветные мошки, и я покорно пробормотала:

— Д-да, милорд…

Это будет очень, очень сложно, поняла я в следующий момент, потому что едва его пальцы уверенно, словно дразня, провели по моим давно уже мокрым складочкам, я дёрнулась, жаждая самым непристойным образом податься навстречу за откровенной лаской. Моментально вторая ладонь Мартина крепко прижала мой живот, не давая двигаться, и пальцы покинули моё горячее лоно.

— Я же сказал, Лёля, не шевелись.