Назови меня своим именем (ЛП)

Но я был на седьмом небе. Тот факт, что он не забыл наш разговор о Целане, наполнил меня энергией, которую я не ощущал уже много дней. Она заряжала все вокруг. Всего лишь слово, взгляд – и я очутился в раю. Возможно, не так уж трудно быть счастливым. Требовалось только найти источник счастья внутри себя и в следующий раз не ждать, что кто-нибудь другой подарит тебе его.

Я вспомнил сцену из Библии, когда Яков просит воды у Рахили, слышит от нее пророческие слова, воздевает руки к небу и целует землю возле колодца. Я еврей, Целан еврей, Оливер еврей – мы пребывали наполовину в гетто, наполовину в оазисе, за пределами жестокого и неумолимого мира, где внезапно отпала необходимость беспокоиться о посторонних, где никто не смущает и не судит нас, где один просто понимает другого, понимает настолько всецело, что утрата такой тесной связи равносильна galut[8], древнееврейское слово для обозначения ссылки или насильственной разлуки. Значит, рядом с ним я был дома? Ты – мое возвращение домой. Когда я с тобой, и нам хорошо вместе, мне больше ничего не нужно. Благодаря тебе я нравлюсь себе таким, какой я есть и каким становлюсь, когда ты со мной, Оливер. Если имеется в мире хоть капля истины, она заключается в том, чтобы быть рядом с тобой, и если я однажды обрету смелость открыться тебе, напомни мне зажечь свечу в благодарность за это на каждом алтаре в Риме.

Мне не приходило в голову, что если одно его слово дарило столько счастья, другое могло так же легко раздавить меня, и что если я не хотел быть несчастным, следовало остерегаться и этих маленьких радостей тоже.

В тот вечер я воспользовался пьянящим восторгом, чтобы заговорить с Марцией. Мы протанцевали далеко за полночь, затем я пошел провожать ее по берегу. Мы остановились. Я сказал, что хочу окунуться, ожидая, что она попытается отговорить меня. Но она сказала, что тоже любит купаться ночью. За секунду мы скинули одежду.

– Ты со мной не потому, что злишься на Кьяру?

– С чего мне злиться на Кьяру?

– Из-за него.

Я покачал головой и изобразил непонимание, мол, с чего она вообще выдумала это.

Она попросила меня отвернуться и не смотреть, пока вытиралась насухо свитером. Я притворился, что пытаюсь украдкой подсмотреть, но все же сделал, как было велено. Попросить ее отвернуться, пока я натягивал одежду, я не осмелился, но был рад, что она смотрела в другую сторону. Одевшись, я взял ее руку и поцеловал ладонь, пальцы, затем губы. Она ответила не сразу, но потом не хотела останавливаться.

Мы условились встретиться на том же месте на следующий вечер. Я приду первым, пообещал я.

– Только не говори никому, – попросила она.

Я жестом показал, что буду держать рот на замке.

– У нас едва все не случилось, – на следующее утро за завтраком сообщил я отцу и Оливеру.

– И почему не случилось? – спросил отец.

– Не знаю.

– Лучше рискнуть и пожалеть об этом… – Оливер то ли иронизировал надо мной, то ли пытался утешить, прибегнув к этому расхожему афоризму.

– Мне стоило только протянуть руку и коснуться, она бы согласилась, – сказал я, отчасти чтобы пресечь их дальнейшую критику, но также чтобы продемонстрировать, что в вопросе самоиронии я собаку съел и в помощи, слава богу, не нуждаюсь. Я рисовался.

– Попробуй еще раз после, – сказал Оливер.

Именно так обычно поступали люди с непринужденным отношением к вещам. Но все же я почувствовал, что он чего-то не договаривает, было нечто настораживающее в его лишенном смысла, хотя и доброжелательном попробуй еще раз после. Он осуждал меня. Или высмеивал. Или видел меня насквозь.

Окончание его фразы кольнуло острой иглой. Только человек, досконально изучивший меня, мог сказать это.

– Если не после, то когда?

Отцу понравилось. «Если не после, то когда?» перекликалось с известным изречением раввина Гиллеля «Если не сейчас, то когда?»

Оливер тут же попытался сгладить резкое замечание.

– Я бы точно попробовал снова. А потом еще раз, – добавил он уже мягче.

Но попробуй еще раз после служило лишь прикрытием для Если не после, то когда?

Я повторял эту фразу, как будто она была пророческой мантрой, отражением его образа жизни и моих попыток прожить свою. Повторяя эту мантру, слетевшую с его губ, я шел по тайному проходу к некой скрытой истине, которая до настоящего времени ускользала от меня – обо мне самом, о жизни, о других, о моем к ним отношении.

Попробуй еще раз после – с этими словами я засыпал каждую ночь, поклявшись предпринять что-нибудь, чтобы удержать Оливера рядом. Попробуй еще раз после означало, что пока мне не хватает смелости. Я был пока еще не готов. Я не знал, где возьму волю и смелость, чтобы попробовать еще раз после. Но решение действовать, вместо того чтобы сидеть и ждать, давало мне ощущение уже сделанного шага, словно я уже получал доход с еще не вложенных, и даже не заработанных, денег.