Тонкие запястья, застенчивый вид, гладкая кожа, взгляд, лучащийся нежностью – словом, не вульгарность, но волнующее обещание невероятной сладости и целомудрия в постели. Был ли я разочарован? Возможно – потому что пикантность ситуации исчезла.
Ее рука коснулась моей щеки, задержавшись на какое-то время, словно пытаясь умерить шок и удивление. Теперь лучше?
Я кивнул.
– Тебе не помешает выпить.
– И тебе тоже, – говорю я и сам на этот раз наполняю ее стакан.
Я спросил, зачем она нарочно вводит людей в заблуждение, заставляя думать, что она мужчина. Я ожидал услышать,
Она хихикнула, на этот раз открыто, как будто речь шла о неудачном розыгрыше, результат которого нисколько ее не обескуражил и не расстроил. Так я и есть мужчина, сказала она.
В ответ на мое изумление она кивнула несколько раз, словно это тоже являлось частью розыгрыша.
– Ты – мужчина? – спросил я не менее разочарованно, чем когда выяснилось, что она – женщина.
– Боюсь, что так.
Оперевшись локтями на стол, он наклонился вперед и почти коснулся моего носа кончиком своего и сказал:
– Ты мне очень-очень нравишься, синьор Альфредо. И я тебе тоже очень-очень нравлюсь. И чудеснее всего, что мы оба это знаем.
Я в упор смотрел на него, на нее – кто разберет.
– Давай выпьем еще, – сказал я.
– Я как раз собирался предложить, – произнес мой проказливый друг. – Ты хочешь меня как мужчину или как женщину? – спросил он/она, как будто можно было повернуть вспять процесс эволюции.
Я не знал, что ответить. Хотелось сказать, Я хочу тебя интермеццо. Поэтому я произнес, Я хочу оказаться с обоими, или между ними.
Кажется, он такого не ожидал.
– Негодный шалун, – произнес он, как если бы впервые за вечер я по-настоящему смог шокировать его своим до крайности развратным ответом.
Когда он встал, чтобы пойти в уборную, я заметил, что это и в самом деле женщина, в платье и на каблуках. Я глаз не мог оторвать от ее восхитительной кожи и прелестнейших щиколоток.
Она снова рассмеялась, признавая, что в очередной раз провела меня.
– Присмотришь за моей сумочкой? – спросила она, должно быть, почувствовав, что если не попросит меня последить за ее вещами, я расплачусь по счету и покину бар.
Вот, в двух словах, то, что я называю синдромом «Святого Климента».
Раздались аплодисменты, его рассказ был принят очень тепло. Нам понравилась не только история, но и сам рассказчик.
–
–
–
– Я нахожу всю эту
–
–
– Лучше напиши еще один сборник стихов, и поскорее, – вставила Straordinario-fantastico.
Кто-то предложил отправиться в кафе-мороженое неподалеку от ресторана. Нет, к черту мороженое, поехали пить кофе. Мы расселись по машинам и направились вдоль набережной Тибра к Пантеону.
Я был счастлив. Однако, в машине я не переставал думать о базилике и о том, как это перекликается с нашим вечером, когда одно влечет за собой другое, третье, наконец, что-то совершенно непредвиденное, и едва ты начинаешь думать, что круг замкнулся, как снова происходит что-то, затем еще, пока ты не осознаешь, что оказался там, откуда начал, в центре старого Рима. Всего день тому назад мы плавали при свете луны. Теперь мы здесь. Через пару дней он уедет. Если бы только он вернулся ровно через год. Я обвил рукой руку Оливера и прислонился к Аде. А затем уснул.